Родник пробивается в скалах

Системы разрушены, век на нуле,

Иные правители,
Но я не в союзе, компашке, в числе,
А в дальней обители.

Хотя отношенья с Союзом писак

Приятельские,
Они на дела не влияют никак
Писательские.

Владеют умами и финн и калмык,

Тунгус изощряется,
Но это меня, хоть меняют ярлык,
Пока не касается.

Пусть ищут пути и в добре и во зле,

Вещают пророчества,
Но есть утешенье: на этой Земле
Честней одиночество.

Сквозь усыпляющую дробь

Идет строка: «Спасибо Вам…»,
И мысль: «Смотри, не засиропь
Слова!» —
С опаской выплыла.

Что напишу и что смогу,

Чью отогрею душу я,
Коль слов и рифм не берегу,
А если трачу — лучшие?

Зажег свечу. Со стен — глаза

Высоцкого и Галича
Мне смотрят за душу и за
Грядущие ристалища.

Мне кажется, я ждал письма,

Вот только к а к отвечу я?
За все бессонные дома
Тебе спасибо вечное!

Ему прилечь бы в сладкой дрёме,

Чтобы наутро стать собой,
Но свет тернист и неукромен,
А тьма стремится стать судьбой.

Несутся облака, не споря,

Ветрам попавшие в аркан,
Туда, где припадает к морю
Мой край, скалистый Дагестан,

Туда, где пики режут шквалы

Лихих ветров из ночи в день,
Туда, где эхо и обвалы,
И где живёт свободы тень.

Я сам, придя на эту Землю,

Слегка растерян был и глуп,
И истинам затёртым внемля,
Не размыкал, по счастью, губ.

Но прозревая очень скоро

Учений зыбкую мораль,
Предпочитал морали горы,
Горизонтали — вертикаль.

От поражений неминучих,

От самомненья и страстей, —
Меня от бед спасали кручи,
Ведя тропой меж пропастей.

И в высь иного небосвода

Смотрю теперь из суеты,
И там живёт моя свобода, —
Свобода мысли и мечты.

И струйка чистейшая льётся

Сквозь мрамор, базальт и гранит.
Так слово поэта пробьётся
И души людей напоит.