Родной берег

За проемом внезапно открылся вид на заброшенный город. Дворцы были сложены из того же красного песчаника, на котором стояли; казалось, они высечены прямо из него. Купола и крыши с башенками тянулись к небу, опираясь на тонкие колонны. Пронизанные светом, массивные здания казались невесомыми.

– В прежние времена этот город был больше Лондона, – рассказывал Тархан, с удовлетворением глядя на изумленные лица своих спутников, – и куда величественнее. На верность Акбару Великому присягнуло больше ста миллионов человек в те времена, когда у вашей Елизаветы едва набиралось три миллиона подданных.

Он вел их по пыльной площади, вымощенной светлым камнем, в центре которой был выложен крест из красного песчаника.

– Это площадка для пачиси, – пояснил Тархан. – Знаете такую игру? Она похожа на вашу лудо. Только во времена Акбара вместо фишек использовали людей.

– Невероятно, Саид! – воскликнул Ларри. – Как это все могло сохраниться?

– Полагаю, из-за сухости климата. Это Диван-и-Ам, дворец общественных приемов. А то пятиэтажное здание – Панч-Махал, там жили придворные дамы.

– Насколько город велик?

– Около четырех квадратных миль. Но идите сюда. Вот что я хочу вам показать.

Тархан подвел их к массивному квадратному зданию с четырьмя башенками по углам. Каждая из них была увенчана резным куполом на тонких колоннах.

– Проходите внутрь, в тень.

В каждой из четырех стен имелась широкая дверь. Огромное пространство внутри не было разбито на залы. Лишь гигантская, покрытая резьбой колонна возвышалась в самом центре.

– Диван-и-Кхас, – сказал Тархан, – дворец частных аудиенций. Здесь Акбар проводил совещания.

Ларри разглядывал сложный орнамент в верхней части колонны. От колонны расходились четыре мостика, поддерживаемые консолями в виде связки змей.

– Поразительно, – шептал он.

– Должен признаться, я привез вас сюда не просто так, – сообщил Тархан. – Как вам известно, сегодня моя страна столкнулась с серьезным кризисом, порожденным взаимными опасениями мусульман и индусов. Кровавые стычки лишний раз доказывают, что разным религиям на одной земле не ужиться. Вот зачем нужен Пакистан. Но все же всмотритесь в эту колонну повнимательнее.

Он указал рукой:

– Рисунки у основания – мусульманские, чуть выше мы видим индийские мотивы, затем христианские. А на самом верху – буддистские узоры. Если вы посмотрите еще выше, то увидите тайное место, где каждый вечер по средам за решетчатым занавесом сидел сам Акбар и слушал споры, происходящие внизу. Он приглашал сюда индусов, буддистов, римских католиков и атеистов, чтобы те могли поговорить.

– Католики здесь тоже были? – изумилась Джеральдина.

– Португальцы, полагаю, – ответил Тархан. – Акбар хотел создать то, что он называл Дин-и иллахи, – «божественную веру», что объединила бы все религии. По Дин-и иллахи, не должно существовать ни священных писаний, ни ритуалов – просто все люди клянутся, что никому не будут чинить зла. В правление Акбара и долгие годы после его смерти между людьми разной веры не было вражды.

– А потом явились британцы, – добавил Ларри, – и терпимости пришел конец.

– Нет, – мягко поправил Тархан, – не так все грубо. Хотя, сами знаете, многие считают, что вы управляли огромной империей по принципу «разделяй и властвуй». Какой бы ни была причина, теперь, к нашему стыду и горю, мы разделены.

– Как все это сложно, – вздохнула Джеральдина.

– А вам известно, что Теннисон написал стихотворение про Акбара Великого? – спросил Тархан. – Оно называется «Сон Акбара», довольно длинное. Я помню только две строчки, царь говорит у него: «Я лишь могу зажечь светильник смысла в пещере пыльной, что зовется жизнь».

Они шли втроем по пустынным площадям призрачного города, задумавшись об услышанном. Сверху на них саркастически глядели остовы прежней славы, будто усмехаясь над замашками нынешних хозяев империи. Ларри вспомнилась покинутая родина – холодная, серая и нищая.

– Вы сказали, что вас воспитывали в уважении к большой родине, – сказал он Тархану. – Но как империя может быть родиной другим народам? Мать всегда одна.

– Возможно, у каждого из нас много матерей, – загадочно отвечал Тархан.

Они вернулись к машине и устроили пикник в тени дерева. От жары, дороги и ливанского вина клонило в сон.

– Думаю, пора возвращаться, – предложил Тархан.