Родной простор. Демократическое движение. Воспоминания.

Песня под стук ладоней
Скажите, а это правда,
что есть у вояки меч,
ружье, пистолет и сабля,
а у предателя речь?
Скажите, а это верно,
что чистый ручей — родник,
что свежестью дышит верба,
у совести есть двойник?
Скажите, а так бывает,
не осенью, а зимой,
что спелым огнем пылают
закаты над головой?
Скажите, а впрямь рассветы
встают перед каждым днем?
Скажите, а точно это,
что мы на Земле живем?
Скажите, а, может, можно
бурю увидеть в штиль?
Правду разбавив ложью,
выдать за новый стиль?
Верить, мечтать и думать,
мыслить и убивать?
Скажите, а это дурость
вопросы вам задавать?
Скажите, а это правда,
что свет провожает мрак,
что счастье убийством пахнет,
которое дарит враг?
Скажите, а это верно,
что люди учат азы,
что есть у жандарма сердце,
а у немого язык?
Скажите, а это точно,
что все на земле — вранье?
Что каждый из нас —
лишь точка на жирной коже ее?

(Евгений Кушев. «Огрызком карандаша». «Посев», 1971, сс. 75–76)

1956–1966 годы — переломное время. Все пошатнулось, все стало зыбким, ни в чем нет уверенности. Это время будет изучаться историками, ибо это десятилетие было чревато будущим. Оно уже имеет своих мемуаристов, исследователей.

Но наиболее полно его выразил в своем творчестве писатель, о котором шла речь в начале главы: Валерий Яковлевич Тарсис.

«На жирной коже ее» (Интермеццо). В. Я. Тарсис

Все его творчество на переломе. И в каждой написанной им строчке надлом. След трагической эпохи.

Он необыкновенно искренен. Ни одной фальшивой ноты, — во всем болезнь родной страны, болезнь эпохи.

Он имеет пристрастие к сложным душевным процессам, к противоречивому психологическому рисунку, к патологическим типам. Отсюда его любовь к Достоевскому и органическая антипатия к Л. Н. Толстому. Классическая простота и ясность, воплощенные в таких типах, как княжна Марья, Наташа Ростова, Китти Щербацкая, ему чужды. Его герои все, без исключения, люди путаные, противоречивые, сумбурные.

Сказывается эта особенность В. Я. Тарсиса уже в первом его произведении, опубликованном за границей. Эта повесть — «Сказание о синей мухе» — распадается на две очень неравные части: первая часть, связанная с идейной эволюцией советского философа Синемухова, чисто философская, напоминающая по своему замыслу повести Вольтера; вторая часть — чисто психологическая; идеология здесь отступает на задний план, и банкротство советской интеллигенции раскрывается в чисто психологическом плане, в опустошенности ее представителей.

Первая часть (это усиливает ее сходство с философскими повестями Вольтера) изобилует острыми афоризмами, едкими выходками против господствующей идеологии.

Первая страница. Афоризм из философского труда Синемухова: «Глупость всесильна, разум беспомощен. Что может сделать двуглавый орел против миллионноголовой гидры? Глупость одержала решительную победу над миром еще в тот гибельный день, когда первый дурак покорился первому злодею. И власти своей над миром не уступит до скончания века» (Валерий Тарсис. «Сказание о синей мухе». — Франкфурт-на-Майне: изд. «Посев», 1963, с. 7).

Афоризм, сложенный в Москве в начале шестидесятых годов, когда все советские идеологи пытались объяснить «культ личности» случайными факторами, так и бьет по лицу апологетов советской философии истории. У всех в памяти «первый злодей», а в нескольких шагах от квартиры Тарсиса, в стенах Кремля, в своих шикарных кабинетах сидят «первые дураки», покорившиеся первому злодею.

Другой афоризм, в нем вся программа писателя: «Но я все же отвлекусь от отвлечений, и на этот раз окончательно… Хотя не сомневаюсь в том, что отвлечения и отступления — самое увлекательное и в жизни и в искусстве» (там же, с. 9).