Родной ребенок. Такие разные братья

— Куда вы спешите? — пыталась остановить их Деваки. — Только пришли. Кишену хотелось еще поиграть. Посидите еще, Ешода.

— Нет, нет, спасибо! Нам уже пора.

— В другой раз, хорошо, Кишен? — улыбнулась Деваки.

— А копилка полная, мама!

— Тем более пора ехать! — пошутила она.

— Большое спасибо, что зашли, — сказал Джавар. — Деваки будет очень приятно снова увидеть вас. Приходите к нам почаще.

— О да! Конечно! — пообещала Ешода. — Идем, сынок!

— До свиданья, дедушка!

* * *

Весь следующий день Джавар не находил себе места. Мерцание ожерелья на шее Кишена возмутило его. Причитания, доносившиеся из комнаты Деваки, переворачивали его душу.

«Что происходит в этом доме? — спросил себя и небо Джавар. — Я должен положить этому конец». Характер борца и охотника в этих обстоятельствах заговорил в нем с необычайной силой. Он потрогал свой пистолет.

«Перестреляю всех и застрелю себя, если не разберусь», — промелькнула в его голове бредовая мысль.

Деваки стояла на коленях у небольшого столика перед изваянием Великой Богини.

— Как жестоко! Как страшно! Невозможно терпеть эту боль! Мое сердце разорвется от боли! Я же его мать, а не Ешода! Почему я должна отдать ей своего ребенка? Почему? — причитала она.

До слуха Джавара доносились эти странные слова. Раму, проходя мимо старого хозяина, беспокойно поглядывал на его нахмуренное лицо.

«Будет буря!» — подумал старый слуга.

— Почему я должна отдать своего ребенка ей? Разве это справедливо? — снова и снова спрашивала Деваки, обращаясь к Богине и подняв к ней свое лицо, залитое слезами. — Чем я провинилась перед тобой? За что страдаю? Как это жестоко! Верни мне сына! Сжалься надо мной!

Слезы струились из глаз молодой несчастной матери. Но всему есть предел. И страданиям и слезам тоже. Венец им — смерть. Она и подумала о ней, о смерти. И успокоилась. Она поднялась с колен. Легла на тахту и забылась сном.

Джавар сидел в кресле, облаченный в свой любимый китайский халат. Выпуская клубы дыма из разгоревшейся сигары, он ждал племянника. Предстоял крупный разговор. С утра он ничего не ел и не пил, что вызвало недоумение и беспокойство со стороны Раму. Деваки не выходила из своей комнаты.

Солнце, коснувшись легкой волны Индийского океана, медленно погрузилось в лиловую дымку горизонта.

Лицо Джавара было неподвижным. «Мерседес» медленно прополз к гаражу.

Вошел Ананд.

— О, дядя! Здравствуй! Рад видеть тебя в форме.

— Нам с тобой надо поговорить, — сухо сказал дядя.

— Хорошо, — покорно ответил племянник.

Они поднялись в комнату Джавахарлала. Он предложил Ананду сесть. Тот сел в кресло. Джавар устроился напротив. Несколько минут стояла тяжелая тишина.

— Я куда приехал? — тихо спросил Джавар.

— Как куда? — недоуменно спросил Ананд хриплым голосом, подняв на него испуганные глаза.

— Я спрашиваю, — повторил дядя, — куда я приехал?

— Дядя!

— Что «дядя»?! Я уже скоро шесть десятков лет, как дядя! — громко воскликнул Джавар и резко поднялся.

Ананд сник и втянул голову в плечи, глядя на узкий носок своего ботинка.

— Ты ответь мне, дорогой племянничек, где я нахожусь?! — повторил дядя, расхаживая по мягкому ковру.

Ананд молчал.

— Молчишь?! Так я тебе скажу, где я нахожусь! — В глазах Джавара блеснула кашмирская сталь. — Я нахожусь в доме, где страдает женщина. Я нахожусь в доме лжеца! — перешел он на тенор. Ладонь, воздетая кверху, описав полукруг, с силой опустилась на стол, сжавшись в кулак. Ножки стола поколебались, но выдержали. Могучее дерево красного сандала обладало не только сопротивлением на сжатие, но и на растяжение.

— Почему на Кишене ожерелье, которое я передал тебе как драгоценную реликвию моего рода? Отвечать не надо. Я вижу, что он похож на тебя, как две капли воды. Это мой внук? Так ведь?!

— Да! — глухо буркнул Ананд и отвел глаза.

— Мой внук и твой сын должен быть здесь.

— Что вы говорите, дядя?! Нет! Это невозможно! Мы… мы же лишим Ешоду последней радости! — с надеждой на понимание воскликнул он.

— Значит, в минуту помешательства, ты отдал своего сына чужой женщине во имя ее спасения?!

— Да!

— А что, разве мало детей, брошенных в родильных домах, разве мало младенцев, которые становятся сиротами, едва появившись на свет? И уж если так случилось, то почему нельзя было сразу сказать мне об этом? Мы что, не смогли бы что-нибудь придумать. И Ешоде можно было бы все объяснить, когда у нее прошел бы кризис.

— У меня не было сил!

— Чушь! Абсурд! Жидкое состояние, идущее во вред всей вселенной! Тем более большой грех было повторять, что твой сын погиб! Эта отрицательная энергия слова может вернуться к тебе с сокрушающей силой. Ты что, совсем поглупел? — возмущался потрясенный Джавар. — Я думал, что наряду с твоим великодушием ты умен, разумен! Ан, нет! Что же ты устроил пытку для своей жены?! Что это за психологический фашизм?

Джавар извлек из внутреннего кармана пистолет и сухо произнес, наставляя его на Ананда:

— Или ты сейчас же пойдешь к этим господам и выложишь им все, как есть, и приведешь сюда моего внука, или я пристрелю тебя, как шакала! Почему ты не думаешь о Деваки?