Родной ребенок. Такие разные братья

— Конечно, — усмехнулся клоун, — когда от меня что-нибудь надо, вы говорите, что я наследник, а когда речь идет о каких-то глупых предрассудках, вы готовы меня пристрелить.

Шарма смотрел на него глазами полными слез.

— Апу, мальчик, как ты можешь так говорить, — зарыдал он, падая на колени рядом с ним. — Разве я не отношусь к тебе, как к сыну? Разве не я научил тебя всему, даже принимать роды у слоних? Как ты мог сказать такое, как у тебя язык-то повернулся?

Не проронившая до сих пор ни слова, Мано вдруг вышла при этих словах из оцепенения и, схватившись за сердце, заплакала тоже.

— Не надо плакать, ну не надо, — забормотал Апу, обнимая Шарму. — Все уладится, если мы спокойно поговорим, правда?

Он сделал Мано знак уйти, и она, утирая рукавом слезы, выскользнула из палатки.

Господин Шарма поднялся, отводя глаза и шмыгая носом.

— Никто и не плакал, — буркнул он и внезапно обнаружил пропажу главного действующего лица. — Где она?! — взвизгнул он, опять впадая в ярость.

— Я отпустил ее, — вздохнул Апу. — Пусть немного отдохнет.

— Ты! Ты! Ты обвел меня вокруг пальца! — взревел обманутый в лучших чувствах Шарма, снова хватая ружье.

— Стрелять собрались? — поинтересовался Апу. — Зря стараетесь.

— Думаешь, промахнусь?

— Да я патроны вынул, — небрежно сказал Апу, доставая их из кармана.

— Дай сюда! — протянул Шарма руку.

— Чтобы вы меня застрелили? — усмехнулся клоун. — Вот это здорово. Вы что, босс, считаете меня сумасшедшим?

Шарма со злостью отшвырнул ружье в угол и бросился из палатки, посылая проклятья всем, кто попадался на пути.

Апу оглядел оставшееся за ним поле битвы и, подобрав брошенную фотографию, надолго уставился на лицо изображенного на ней мальчика.

— В его возрасте я был не хуже, — пробормотал он. — Но все изменилось. Хотя и этому парню ничего не светит — у Мано всегда был твердый характер, и она никому не позволит распоряжаться своей судьбой. Так что ищи себе другую невесту, парень, полагаю, у тебя не будет с этим проблем.

Глава двадцатая

Цирк сиял огнями, похорошев к вечеру, как принарядившаяся к приходу гостей хозяйка дома. Оркестр старался вовсю, занимая зрителей до начала первого номера. Звуки бравурных маршей, которые цирковой дирижер предпочитал всем остальным музыкальным произведениям, наполнили всю округу, и тем, кто оставался сегодня дома, не позаботившись о билете, поневоле становилось грустно при мысли, что совсем рядом царит совсем иная атмосфера — атмосфера веселья, риска и восхищения.

Апу сегодня выходил вторым, сразу за «шаривари» — веселым калейдоскопом групповых акробатических прыжков, которым цирк господина Шармы но праву гордился. Он надел свой белый в горошек костюм и длинноносые ботинки, натянул парик, загримировал лицо. Теперь в зеркало смотрел уже не Апу — несчастный карлик, человек без будущего, а смеющаяся маска радости. Все, что происходило с ним вне манежа, он оставлял здесь, в своей гримерной. Там, на арене, нет места для страданий, боли, неудач. Там только то, что может принести смех и счастье, удивить и развеселить людей, — ведь они пришли сюда за этим.

«Как мне все-таки повезло, — подумал Апу, дорисовывая тонкой кистью уголок огромного смеющегося рта. Для такого меланхолика, как я, просто счастье, что есть место, куда нельзя прийти не в настроении, что я должен быть веселым хотя бы двадцать минут каждый день. Что стало бы со мной, если бы не это? Кто еще может двадцать минут каждый день улыбаться и развлекать всех вокруг?»

Он подмигнул своему отражению и решил посмотреть, как работают акробаты. Но в репетиционном зале его остановила Мано. Похоже, она давно уже его дожидалась — с таким нетерпением бросилась ему навстречу. Сейчас она была еще лучше, чем утром, потому что сменила футболку и юбку на золотистое сари и распустила по плечам волосы. Они блестели так, что рядом с ними померк бы наряд канатоходки Ратхи, сплошь расшитый стразами.

— От тебя не отвести глаз, Мано, — улыбнулся Апу.

Но она, казалось, не была расположена выслушивать комплименты и нетерпеливо поманила его рукой, на которой тихонько звенели серебряные браслеты.

— Спасибо тебе, Апу, — нежно сказала она. — Ты сделал для меня очень много.

— О чем ты? — удивился он.

— Ты помог мне принять важное решение, очень важное, — вдруг заговорила она так быстро и горячо, с таким волнением, что Апу растерялся. — Только не говори «нет», не отказывай мне, Апу. От тебя сейчас зависит моя жизнь.

— Ты можешь не сомневаться во мне, но в чем дело, Мано? Объясни же, что от меня требуется.

— Завтра утром будь готов к девяти, — зашептала девушка, низко склонившись к нему. — Поедем с тобой в мэрию.

От нее так волшебно пахло, что у Апу закружилась голова. Он не слышал, что шептали ее губы, а только наслаждался чудесным ощущением ее близости, необыкновенным ароматом духов, шелестом шелковой материи. «Вот так и сходят люди с ума, — вдруг подумал клоун, — вдохнут тонкий запах любимой девушки, почувствуют ее дыхание — и нет человека, только еще одним облаком прибавилось в небе, и это облако — он, его смятенная душа».