Родной знакомый

Мне почему-то подумалось, что он хочет попросить меня не уезжать. Вот сейчас скажет: не уезжай, я против, нужно быть рядом с ребенком, и я, наверное, соглашусь и останусь. А Глеб задал свой любимый вопрос:

— Ты жалеешь?

— Жалею? — Я не в первый момент поняла, о чем он меня спрашивает на этот раз, а когда уловила смысл, то этот вопрос, просто прозвучавший, меня неожиданно задел. И я с вызовом переспросила: — А ты?

Глеб, кажется, удивился.

— Нет, конечно. Просто ты в последние дни меня сторонишься. Такое ощущение.

— Я не сторонюсь, — тут же отказалась я. — Просто тебя не бывает рядом зачастую, поэтому мы и не общаемся.

Я понимала, что кидаю ему откровенный упрек, на который и права, по сути, не имею. Глеб смотрел через лобовое стекло на улицу, а не на меня, молчал, затем потер лоб. Казался призадумавшимся и растерявшимся. Но затем кивнул.

— Я постараюсь быть рядом с вами чаще.

А мне стало неловко, будто я его к чему-то принуждаю. А ведь это не я начала этот разговор.

— Глеб, я не обвиняю тебя ни в чем. Просто… я иногда не знаю, как себя вести рядом с тобой, — высказала я, и даже облегчение почувствовала.

Он на меня посмотрел.

— Почему?

— Потому что не всегда понимаю, кто мы друг другу, — выдохнула я в сердцах, но продолжать выяснять отношения мне не хотелось, по крайней мере, в данный момент. Поэтому я нащупала ручку двери, и решительно попрощалась: — Я пойду. Мне утром в аэропорт, а я ещё не до конца чемодан собрала.

— Я отвезу тебя утром.

Мы с ним посмотрели друг на друга, и я ощутила внутри какую-то непонятную досаду, словно по краю души теркой прошлись. Головой качнула, отказываясь.

— Не нужно. Меня папа проводит. — И пообещала: — Я позвоню тебе из отеля.

Это было похоже на побег. Я даже в самолете чувствовала себя именно так. Винила себя за то, что уезжаю от ребенка, и понимала, что я сбегаю от проблемных отношений с Глебом. Не могла отделаться от мысли, что когда он не со мной и Нютой, то он с Мариной. И на душе с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее.

— Тебе нужно расслабиться, — сказала мне Лика. — Заставь себя хотя бы пару дней ни о чем не думать.

Я, правда, старалась. Родители по телефону заверили меня, что отлично со всем справляются, а вот короткий разговор с Глебом снова пробил дыру в моем сердце. Позвонила ему вечером, как и обещала, сказала, что у меня все в порядке, рассказала о перелете, об отеле, о программе, которая нас с Ликой ожидает в предстоящие дни, а сама понимала, что говорю так, будто рапортую, а сама все прислушивалась, боясь услышать на заднем фоне голос Марины. Вечер пятницы, мне казалось, что она должна быть где-то рядом с Глебом, что они должны проводить это время вместе. Ничего не услышала, но совсем не успокоилась. А когда разговор закончила и телефон отключила, неожиданно для самой себя проговорила, обращаясь к замолчавшему телефону:

— Я тебя люблю.

Будто расписалась в собственной беспомощности. Я, на самом деле, Глеба люблю. Но что делать с этой любовью — не знаю.

— Любить надо, — дала мне Лика простой ответ, когда я решила с ней поговорить по душам. Или пожаловаться, не знаю. А её ответ показался мне таким простым. Анжелика только улыбнулась и повторила: — Если любишь, то надо любить. Любовь — она не всем даётся, Наташ. А жизнь со временем все расставит по своим местам.

Я тогда даже вежливо улыбнуться не смогла в ответ на её утверждения. Хотелось не просто любви, хотелось взаимности, счастья, легкости. Уверенности в том, что моя любовь необходима другому человеку. Это ведь так просто. Только далеко не всегда сбывается.

— Мама!

Я обернулась на детский возглас, в одно мгновение решив, что мне чудится голос дочки. Такой веселый, такой громкий, такой счастливый. В чужой стране, за тысячи километров от дома. Мой взгляд невольно заметался по огромному холлу отеля, в котором мы с Ликой остановились, разум говорил, что я себя обманываю, не может Нюта здесь оказаться. А потом я увидела дочку, она раскинула руки, увидев меня, улыбалась во весь рот и громко повторила:

— Мама!

Глеб держал её на руках, потом аккуратно опустил дочь на пол, и Нюта кинулась ко мне, я едва успела её поймать. Обняла, прижала к себе, уткнулась носом в её волосы.

— Как же я соскучилась, — выдохнула я, понимая, насколько счастлива в этот момент. А ведь не прошло и трех дней, как я от неё уехала. Нюта повисла на мне, как обезьянка, крепко обхватив ручонками за шею, смеялась, а я в это время смотрела на Глеба. — Что вы здесь оба делаете? — спросила я, чувствовала, что волнуюсь, сердце стучит, но я продолжала улыбаться, ничего не могла поделать. От облегчения, что вижу дочь, и от накрывшего меня счастья, которому пока не могла найти объяснений.

— Мы решили, что здорово без нашей мамы соскучились, — сказал мне Глеб, подходя. Заговорщицки глянул на дочь. — Да, Анька?

Дочка важно кивнула, а Глеб наклонился и снова подхватил её на руки. Мы стояли втроем, я держала дочку за руку, а сама смотрела на Глеба. А он смотрел на меня. А потом протянул мне открытую ладонь.

И проговорил, с утверждением:

— Мы же семья. Так?