Родные мои

"Ходатайство о снятии судимости Груздева Павла Александровича, осужденного военным трибуналом войск НКВД Ярославской области 30 июля 1941 года по ст. ст. 58–10 ч.1 и 58–11 УК РСФСР к 6 годам лишения свободы с поражением прав на 3 года.

Наказание отбывал с 13 мая 1941 года по 13 мая 1947 года.

Дело № МП-1944

Снять судимость с Груздева П. А.

Печать Секретарь Президиума Верховного

Совета СССР — М. Георгадзе

(подпись)".

"— А одиннадцать годков?

— Нету, товарищ Груздев, нету!"

Во второе воскресенье Великого Поста 9 марта 1958 года Павла Груздева рукоположили в диакона, а через неделю 16 марта — в иереи. Это было Крестопоклонное воскресенье. Феодоровский кафедральный собор Ярославля, где рукополагали о. Павла, был полон народу. Пришли многие, кто знал Павла Груздева еще по Мологе, до ареста в Тутаеве и после…

"Вся церковь плакала, — вспоминал о. Павел. — Из нищеты… ой! Арестант ведь! Не мог и я удержаться — плакал…"

"БЛАЖЕННАЯ КСЕНИЯ, ВСЕГДА ДОРОГАЯ…"

В конце войны и послевоенные годы стали открываться многие храмы и монастыри, верующие вновь получили возможность приходить на поклон к дорогим святыням, молиться у мощей преподобного Сергия Радонежского, блаженной Ксении Петербургской… Но это продолжалось недолго. Уже в конце пятидесятых в очередной раз прозвучал лозунг о борьбе с "опиумом для народа", и глава государства заявил во всеуслышание, что покажет по телевизору "последнего попа". Именно в эти годы началось священническое служение отца Павла. "Клеймо заключенного долго ещё на мне будет", — повторял батюшка.

"А как Вы относитесь к Ленину?" — начнут, бывало, задавать ему, настоятелю храма в Верхне-Никульском, каверзные вопросы некоторые представители власти. Отец Павел, крестясь на столб с электропроводами, отвечает: "Спасибо Ленину, он свет дал". Часто, приехав с проверкой в Троицкий храм, начальство с удивлением наблюдало вместо священника убогого старика, одетого в сатиновую рубаху и такие же штаны с одной закатанной до колен штаниной, который вместо того, чтобы с почтением и боязнью встретить официальных гостей, сновал мимо них туда-сюда с полными вёдрами всяких нечистот — то туалет по своему обыкновению чистит, то помои выносит… Один раз так и не дождались его — плюнули и уехали. А что с дураком разговаривать?

"Если я юродствовать не буду, так меня опять посадят", — признался как-то в разговоре батюшка.

Подвиг юродства считается в Церкви самым трудным — не оттого ли, что только юродствующий может совершать такие поступки, которые не позволены никому?

Это было в начале 60-х годов на Смоленском кладбище г. Ленинграда у часовни блаженной Ксении Петербургской. В то время святая блаженная Ксения ещё не была канонизирована, но народ почитал ее. Часовня Ксении Петербургской, закрытая сразу после революции, вновь была открыта в послевоенные годы. Весь день в часовню стояла очередь, и группами туда пропускали людей. На стене часовни была ещё старинная мраморная доска с кратким житием блаженной Ксении. И вот в 1961 году поступило распоряжение закрыть часовню. Поскольку народ посещал гробницу большим непрерывным потоком, то сначала посещение часовни вместо бывшего ежедневного ограничили воскресными днями. Затем в один из воскресных дней часовня не открылась. Но народ подходил к закрытой часовне и молился. Тогда организовали стационарный милицейский пост неподалеку от часовни, и милиция патрулировала, отгоняя верующих от гробницы Ксении. Несмотря на это, отец Павел решил отслужить панихиду на ее могиле.

"Блаженная Ксения, всегда дорогая,
Упокой, Господи, душу Твою.
В молитвах всегда я Тебя вспоминаю,
В стихе Тебе славу пою", —

писал отец Павел в своем стихотворении, посвященном памяти блаженной Ксении Петербургской.

"Давно существует предание:
"За тех, кто поминает меня,
всегда у престола Господня
ответно молюся и Я".

"Списано в Ленинграде в часовне на могиле Рабы Божией Ксении в 1960 году", — читаем в дневниках отца Павла.

В Ленинград он приезжает часто, любит бывать на Смоленском кладбище. И вдруг в один из приездов видит милицейский пост. Что делать? Отец Павел снял сапоги, завязал их веревочкой, надел на шею на шнурке консервную банку, положил туда пятак и стал служить панихиду. Один человек подошел, второй, собралась небольшая группа, стали подпевать: "Аллилуйа, аллилуйа, аллилуйа! Слава Тебе, Боже…" Милиция, конечно, увидела: засвистели, побежали.

"Я только закончил панихиду, — рассказывал отец Павел, — сапоги через плечо и бежать. Один сапог спереди, другой сзади, консервная банка на шее болтается, пятак гремит. Они мне на пятки наступают: "Стой, стой!" Я к ним повернулся, вытаращил глаза и говорю: "Стою, стою," — с одышкой. Посмотрели на меня, посмотрели на пятак, махнули рукой и ушли. И я пошел дальше".