Родные - не родные

Война тянулась уже четвертый год Некоторые беженцы стали возвращаться в родные места. Гарику пошел второй год, а вестей от Янки все не было. Изредка Аня с ребенком захаживала к Целине и старикам. Они обнимали, целовали его, утирая слезы, находили сходство с сыном. В ответе, полученном из части значилось"пропал без вести. ". Но они надеялись, что сын жив, может быть попал в плен. И они говорили об этом Ане. И тогда ей тоже начинало казаться, что он еще вернется.

Пришел с фронта муж Фатимы, и счастью той не было границ. Во дворе сразу стало веселей.

Безногий фронтовик часто играл с мальчиком во дворе кубиками, которые сам и смастерил. Иногда Софья Александровна оставляла на него ребенка и уходила выстаивать очередь за хлебом. А Аня смотрела на повеселевшую соседку и было ей по хорошему завидно чужому счастью, и таким недостижимым и далеким казалось ее.

Однажлы поздно вечером, когда ребенок уже спал, и Софья Александровна начала стелить себе постель, раздался громкий стук в двери и послышался громкий и взолнованный голос Фатимы

- Откройте скорее!

Аня подбежала к двери, откинула дверной крючок и остановилась, остолбенела - на пороге стоял Семен.

Широкоплечий, в плотно облегающей офицерской форме, улыбающийся, он шагнул к Ане и крепко обнял ее.

Подскочившая мать бросилась ему на шею, обхватила плечи, стала целовать его и рыдать одновременнно.

Аня отошла в сторонку, стояла прямая, бледная, одеревеневшая.

Наконец, мать оторвалась от Семена и в неярком свете керосиновой лампы стало видно, что он весь седой. Он снова повернулся к Ане, почувствовав ее отчужденность. Затем медленно обвел глазами комнату, и вдруг взгляд его застыл на самодельной детской кроватке. Недоумение и испуг стали медленно отражаться на его лице. Он так и стоял у входа, не проходя в комнату

Фатима, до сих пор стоявшая на пороге, быстро повернулась и вышла.

Несколько минут стояла гнетушая тишина, только дыхание спящего ребенка ясно слышалось в полумраке комнаты.

Наконец, Семен произнес

- Что же вы молчите..? Что молчишь ты, мать?

Софья Александровна стояла, опираясь спиной о стенку. Голова ее была низко опущена, слезы беспрерывно текли по лицу.

- Мне нечего тебе сказать, сын... Мне нет оправдания...

Аня, все так же стояла неподвижно. Она не произнесла ни единого слова.

Прошло еще несколько минут. Семен, сделав шаг в комнату, тяжело опустился на стул. Обхватив голову руками, он глухо простонал

- Что же вы сделали со мной? Как вы могли так предать меня. За что?

Снова рыдала Софья Александровна. Все, накопившееся у нее на душе за эти годы, все, что держала в себе, чувствуя вину перед сыном и привязанность к этой молодой женщине и ее ребенку, и вся эта неопределеннность, наконец дали выход. И она рыдала, не могла остановиться.

Семен сидел, все так же опустив голову на стол, то ли думал, то ли дремал. Едва забрезжил рассвет, он встал, взял свой чемодан, шинель, и обращаясь к матери, сказал:

- Я ухожу. Напишу тебе потом...

Он ушел в сторону вокзала. Мать долго стояла у калитки, молча смотрела ему вслед.

Первое время обе женщины почти не разговаривали друг с другом. Но общая какая-то вина и особенно тревога за снова заболевшего ребенка, незаметно сблизила их, дала повод для примирения.

Спустя некоторое время, Аня решилась сказать свекрови вслух то, что долго вынашивала в себе, не осмеливаясь произнести:

- Я знаю, что никогла и ничем не смогу отблагодарить вас за все, что вы делаете для меня.

Но Софья Александровна сердито остановила ее

- Мне вовсе не нужна твоя благодарность. Я оберегала покой сына и молилась, чтобы он вернулся живым... Я надеялась, что он сможет простить, понять... Но, наверно, он поступил правильно.

Больше они никогда не возвращались к этому разговору

Вскоре эвакуированные рабочие, фабрика стали собираться назад, в свой освобожденный город. Прощаясь с Аней, Целина, родители плакали, долго целовали Гарика, просили не отдаляться. ... Таким же жарким летом, но уже втроем, возвращались они домой. Свой домик в разрушенном переулке, узнали с трудом. Все заросло бурьяном, обветшало и покосилось. Но все-таки это было жилье и они сразу же принялись за работу, стараясь восстановить своми руками все, что могли. И хотя дождь протекал сквозь дырявую крышу и окна долго были заставлены фанерой, постепенно они стали входить в ритм тяжелой послевоенной жизни. С карточками на хлеб, талонами на уголь и всякими бесконечными очередями. Еще раньше Ане сообщили, что тетя и другие ее родственники погибли в фашистском гетто.

Вначале Аня работала на фабрике. З атем, по настояниюю свекрови, она стала учиться в педагогическом институте и жили тогда они на одну пенсию Софьи Александровны Сын подрастал, пошел в школу. Им занималась бабушка. Аня работала в школе, затем в институте усовершенствования учителей. Со временем, она почти не изменилась, по- прежнему оставалась стройной, моложавой. С годами даже красивее. За ней пытались ухаживать, но она не проявляла к этому никакого интереса.