Родные по крови (СИ)

— Опять обманываешь? Тебе ведь не всё равно? Ты ревновала малыш. Хочешь я докажу тебе это? — он опустил взгляд в вырез моего платья и я залилась краской стыда. — Твои соски…дьявол малыш, могу поклясться они твёрдые как камушки. — Я вскрикнула. Да, чёрт подери, я не выдержала, когда он опять жадно обхватив пальцами мою грудь, сжал затвердевшие соски. Я вскрикнула, вцепилась ему в плечи, но не попыталась отстраниться. Не могу….Не сейчас. — Знаешь, о чём я думал, когда прикасался к ней? Когда целовал её губы? Когда трогал её ноги, грудь? Знаешь, что я представлял? Тебя малыш. Я представлял, что прикасаюсь к тебе. Что ласкаю, целую тебя. Позволь мне малыш, позволь моя девочка, я хочу ласкать тебя, сводить тебя с ума…

Он просил. Нет, он умолял. Хрипло, обволакивающе. Он склонился к моей шее, втянул тонкую кожу губами, пометив, оставив засос. Он продолжал дерзко теребить пальцами мои соски. Продолжал раздирать меня на части, убивать, порабощать…Я уже сдалась. Обмякла в его руках. Запрокинула голову кверху и жадно ловила ртом воздух. Никогда я не испытывала ничего подобного. Удовольствие, граничащее с болью, со смертью….Это было слишком. Слишком откровенно. Слишком бесстыдно. Слишком горько и сладко одновременно.

— Пожалуйста, малыш, позволь мне, позволь моя девочка…

Я поняла. Не знаю как, но я поняла, чего именно он хочет. Чего ждёт. Что его останавливает.

— Пожалуйста….Я хочу, пожалуйста…

Я попросила. Так как он хотел. Я сделала то, что окончательно смело между нами все преграды. Застонав мне в шею, Артур коленом раздвинул мои ноги. Он прошёлся ладонью вдоль моего тела, лаская, заставляя трепетать под его пальцами каждый кусочек моей плоти. Я вздрогнула, вцепилась в его плечи так, что побелели пальцы, когда он забрался рукой под платье, провёл ладонью по бедру и поднялся выше. Я застонала, до крови прокусила губу и широко распахнула мокрые от навернувшихся слёз глаза, когда он оттянул полоску трусиков и прикоснулся ко мне ТАМ…

— Влажная….какая же ты влажная малыш. Чего ты хочешь девочка? Скажи мне.

Он надавил большим пальцем на клитор, и я закричала. Закричала в беззвучном крике, потому что он тут же выпил его губами. Жадно собственнически. Даже в поцелуе он ставил на мне клеймо. Я чувствовала, я просто знала, какие мысли сейчас вертятся у него в голове. И от этого сходила с ума ещё больше. Если это вообще возможно. Если возможно чувствовать всё, что испытываю я и при этом ещё оставаться в сознании.

— Скажи мне малыш, скажи, чего ты хочешь…

Он ввёл в меня один палец, снова надавил на чувствительный бугорок и остановился. Потом снова ввёл в меня уже два пальца, нежно, словно наизусть зная каждый угол моего тела, приласкал влажные складочки и вновь отстранился. Я опять закричала, теперь уже от сумасшедшего томления…Мне нужна была эта разрядка. Сейчас. Иначе я просто умру.

— Скажи, ну же милая, скажи…

И я сказала. Нет, я закричала. Закричала так, что, наверное, все кто находился в радиусе нескольких километров, услышали этот вопль. Вопль голодной свихнувшейся самки.

— Тебя… Хочу тебя!

Я не знаю, как описать то, что произошло после этих слов. Он разорвал меня. В прямом смысле этого слова он растерзал меня на части. Надавливая большим пальцем на сжавшийся бугорок, он ввёл в меня сначала один, потом два, потом три, а потом четыре пальца и начал двигать ими в бешеном, не щадящем темпе. Я кричала. Кричала в его жадный рот, которым он сминал мои губы. Я билась под ним в диком наслаждении. Я металась, ёрзала, пыталась насадиться ещё глубже, дойти, переступить через эту точку…точку невозврата, и когда он подвёл меня к ней, когда оргазм обрушился на меня сокрушительной волной, когда всё пред глазами померкло и тело разорвалось на миллиарды крохотных кусочков, из моих глаз брызнули слёзы. Слёзы дикого, сносящего все границы дозволенного и недозволенного удовольствия и слёзы стыда. Стыда, который пришёл с запозданием, но всё же пришёл. Вьелся ледяной корочкой отвращения к самой себе в мою душу.

— Хорошая, сладкая, моя девочка… — его пальцы всё ещё были во мне. Он хаотично сцелововал каждую слезинку с моего лица. — Теперь всё будет по-другому, слышишь? Не сразу, я дам тебе время. Я дам тебе передышку…Небольшую. Но я не отступлюсь. Не теперь. Ты моя. Моя поняла? Моя ЖЕНЩИНА.

* * *

Papa, Hermann erz"ahlte mir, dass du angerufen und gebeten zu kommen. Ist etwas passiert?[1]

Девушка вошла в кабинет отца и не став ждать приглашения села в кресло напротив его стола.

— Kat, H"or mir zu, bitte ruhig gut?[2]

Девушка напряглась. Отец очень редко называл её Кэт. Обычно Катенька, Катюша. Он не хотел расставаться с русским произношением её имени.

(Прим. — в дальнейшем для удобства всё разговоры будут на русском).