Родом из детства

Со мной дело обстояло куда хуже. Я упорно молчал до четырёх лет. Совсем молчал. Абсолютно. Я улыбался, хмурился, смеялся, плакал, но не делал ни единой попытки заговорить. Зачем мне было говорить? Согласие я выражал кивком головы, а когда необходимо было сказать «нет», я отрицательно мотал головой. А когда я чего-то не знал или мне было всё равно, в моём небогатом арсенале движений и жестов специально для таких случаев хранилось красноречивое пожатие плечами.

- Он не глухонемой у вас? – интересовались у мамы.

- Что вы! – отвечала та негодуя. – Стоит мне спросить, хочет ли он молочный коктейль, и он так энергично кивает головой, что я боюсь, как бы она не отвалилась.

- Ну, может, он только немой?

- К сожалению, нет, - отвечала мама. - Не с моим еврейским счастьем. Рано или поздно он начнёт болтать, а это всегда утомительно. А пока я наслаждаюсь его молчанием.

Люди улыбались её словам. Никому и в голову не могло прийти, что она не шутит. А ещё некоторые из них говорили:

- Его надо показать доктору. Молчать до четырёх лет - это ненормально.

Уступив общественному мнению, мать отвела меня к логопеду.

Логопед порылся у меня в ротовой полости, попросил произвести, повторяя за ним, всякие смешные звуки и пару согласных.

- А теперь скажи, - предложил он, - ма–ши-на.

Я молчал.

- Хорошо, а собак ты любишь? – полюбопытствовал он вдруг.

Я кивнул.

- Очень хорошо. Тогда скажи со-ба-ка.

Я безмолвствовал.

Логопед был удовлетворён.

- Так я и думал, - сказал он матери. – Вам не нужна моя помощь. Точнее, вам нужна не моя помощь. Ведите сына к невропатологу.

- С чего это вдруг? – нахмурилась мама. – Хотите сказать, что он псих?

- Вовсе нет.

- Тогда к чему невропатолог?

- Ваш мальчик может говорить. Но по каким-то причинам не желает этого делать.

- Почему?

- Я не знаю, - логопед выразительно развёл руками. – Это может быть следствием какой-то психологической травмы, а может, это просто обыкновенная лень… Ведь вы, наверное, и так прекрасно его понимаете, а он понимает вас. Может, мальчик…

- Алексей.

- Может, Алексей не видит никакого смысла в том, чтобы делать над собой усилие говорить.

- Ясно, - сказала, нахмурившись, мама.

- Могу вам порекомендовать хорошего специалиста…

- Обойдёмся.

- Вы напрасно отказываетесь…..

- Если он не хочет говорить – это его право!

- Но…

- Оставьте своего хорошего специалиста себе.

Мама резко схватила меня за руку и вывела из кабинета.

Дома мать устроила мне допрос.

- Так ты надо мной издеваешься?

Я отрицательно помотал головой.

- Ты просто ленишься говорить?

Я пожал плечами.

- Ты понимаешь, что ты позоришь меня? – мама добавила в голос грозных ноток. - Отвечай!

Я молчал.

- Я с кем говорю?!

Ни звука в ответ.

- Алёша, не выводи меня из себя! Ты меня слышишь?

Я кивнул. Мир становился размытым – глаза заполнялись слезами.

- Раз так, мне не остаётся ничего другого, как наказать тебя. Сегодня весь вечер ты проведёшь в углу.

Я хотел пожать плечами, но затем вспомнил логопеда и выразительно развёл руками.

«Ладно, - сжалилась мать надо мной. – Иди, играй. Пошли они все на…» Мать иногда материлась. Но всякий раз подчёркивала: «Плохое слово. Но маме можно. Маме просто зла не хватает».

Мы продолжали жить как прежде. Мама ворчала. Я продолжал хранить молчание.

Но вот однажды… Наташа собиралась на улицу. Мама упросила сестру и меня взять с собой. Наташа недовольно согласилась. Мама начала меня одевать. Но когда дело дошло до обуви, я вдруг отвёл мамину руку в сторону и спокойно, но чётко произнёс: «Я сам».

Мама так и села попой на пол.

- Он говорит! – запищала сестра, словно я был и должен был оставаться бессловесным зверьком.

- Да не вопи ты так! – прикрикнула на неё мама, - а то он от страха замолкнет навеки. -

Она обратилась ко мне. – А ты у нас, значит, самостоятельный?

Я растерялся и пожал плечами.

- Опять замолчал, - грустно констатировала Наташа.

- Ещё на четыре года, - поддакнула мама.

Они около минуты глядели на меня. Видимо, ждали, что я ещё что-то скажу. Я тем временем обулся и направился к выходу.

- Сказал – сделал! – подытожила мама. – Может, и будет толк из него.

 

 

 

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

 

 

 

МОЙ ПАПА – ВЫСОЦКИЙ

 

Мне было лет пять. Почти шесть. Я рос без отца. Но я точно знал, что он у меня есть. Потому что стоило мне чем-то огорчить маму - она тут же начинала кричать, что я вечно порчу ей кровь, и что я весь в отца, и я треплю ей нервы, второй папа. А иногда, например, когда я ел или просто смотрел телевизор лёжа на диване, подперев голову рукой, мама, полюбовавшись какое-то время моим видом, невольно произносила неожиданно ласково: «Вылитый отец».

Да, я был убеждён, что он есть. Но я его совсем не помнил. И ничего о нём не знал. Мать не любила, когда я затрагивал эту тему. На вопрос о том, где мой папа, мать начинала злиться: «Где? Я бы тоже хотела знать, где и как живёт твой папашка, пока я из последних сил тяну эту лямку одна! Ему- то что? Настругал детей и живёт себе припеваючи. У него душа не болит. Совесть не мучает. Алиментами откупается».