Родовое проклятие

— Что случилось? Что это было? — Мира набросилась на Коннора, который накрыл ее своим телом.

— Кэвон. Оставайся в доме! — крикнула Брэнна и вновь распахнула дверь.

Снаружи бушевала буря, тени извивались и перекручивались. А под их покровом зазвучал какой-то тонкий писк, сопровождаемый хлопаньем тысячи крыльев.

— Летучие мыши, да? — с омерзением вскрикнула Брэнна. — Ты можешь прибегать к любым гадостям! — воинственно прокричала она в темноту. — Можешь пустить в ход весь свой мерзостный арсенал, и не один раз. Но это мой дом, и ты на его порог не ступишь!

— Господи! — прошептала Мира, когда туман немного разошелся и летучие мыши стали видны. Это была живая колышущаяся стена, сотни горящих красных глаз и трепещущих острых крыльев.

— Оставайся здесь! — перекрывая шум, прокричал Коннор и кинулся на улицу на помощь сестре. Вслед за ним устремились Айона с Фином и встали в ряд.

— В нашем свете ты вертись и извивайся, — начал Коннор.

— И в огне сгорай и пеплом разлетайся, — подхватила Айона.

— Мощь одной и сила трех соединится, — продолжил Фин.

— Воля наша пусть немедленно свершится! — закончила Брэнна.

Увлекаемая назад Бойлом, Мира смотрела, как летучие мыши вспыхнули подобно факелам. И к ее стыду, их писк, вид их лопающихся от огня и корчащихся дымящихся тел заставил ее содрогнуться.

Подобно черному дождю, на землю посыпался пепел, хлопья его закружились в поднявшемся шквальном ветре.

А потом все стихло.

— Тебя сюда никто не звал! — проворчала Брэнна и плотно закрыла дверь.

— Цела? — Теперь, когда опасность миновала, Коннор опустился на колени рядом с Мирой.

— Цела, цела. Боже, это ведь я его впустила! Я всех поставила под удар!

— В дом никто не проник. — Коннор сгреб Миру и прижался губами к ее волосам. — Ты всего лишь открыла дверь.

— Мне было надо. Я почувствовала, что задыхаюсь, захотелось — безумно! — тишины и темноты. — Потрясенная, Мира сжала кулаки и поднесла их к вискам. — Он опять меня использовал. Пытался использовать против всех нас.

— И ничего не достиг, — сухо ответила Айона.

— Он считает тебя слабой. Ну-ка, взгляни на меня! — Фин присел рядом с ней. — Он считает тебя слабой, поскольку ты женщина и не ведьма. Но он ошибается, потому что слабости в тебе нет и в помине.

— И все равно он меня использовал!

— Он хотел, чтобы ты вышла наружу, из-под защиты всех оберегов и заслонов. — Коннор убрал ей волосы с лица. — Пытался выманить тебя, чтобы ты оказалась подальше от нас. Но не для того, чтобы тебя использовать, солнышко, а чтобы тебе навредить. Потому что его страшно бесит то, чем мы тут занимаемся. Музыка, понимаешь ли, свет, простые человеческие радости… Если бы он смог, то напал бы на тебя за одно это.

— Ты уверен? Все дело в музыке и ярком свете? — Мира перевела взгляд с Коннора на Брэнну и снова на Коннора. — Тогда ладно. Станем играть громче! И еще я вас попрошу: сделайте так, чтобы свет горел еще ярче, хорошо?

Коннор поцеловал ее и помог подняться.

— Нет, ты у меня совсем не слабая!

Далеко за полночь, когда они наконец разошлись после бурного веселья совершенно обессиленные, Коннор лежал в постели и сжимал Миру в объятиях. Отпустить ее было выше его сил. Перед глазами все еще стояло ее лицо, его ошеломленное выражение, когда она шагнула из света во тьму.

— Он использует трюки с сознанием. У него их в запасе много — достаточно, чтобы проникать сквозь наши заслоны. — Коннор говорил и вел пальцем по ее бусам. — Мы придумаем что-нибудь посильнее.

— Почему-то к Бойлу он не лезет. Или Фин прав? Это оттого, что я женщина?

— Он предпочитает охотиться за женщинами, разве не так? Мужа Сорки он убил для верности, а заодно — чтобы ее помучить, разбить ей сердце, пошатнуть моральный дух. И в ту последнюю зиму он мучил ее снова и снова. Если верить легенде, он то и дело выманивал девушек из замка, и назад они уже не возвращались, а Сорка из-за этого не находила себе места.

— Однако сейчас он метит в мальчика, в Эймона.

— Заберешь мальчика — и девочки останутся перед ним совсем беззащитными. Ему нужна Брэнног — и та, первая, и наша. Всякий раз, как я его впускаю, я это чувствую.

Она пошевелилась.

— Впускаешь… его?

— В свои мысли. Совсем на капельку. Или наоборот — когда мне удается, по его примеру, проникнуть в его мысли. Там всегда холодно и темно. И так много алчности и злобы, что и разобрать-то что-нибудь трудно.

— Но впускать его в свое сознание, даже на мгновение, рискованно. Он ведь тоже может прочесть твои мысли, разве не так? И использовать их нам во вред. Во вред тебе!

— У меня есть от этого средство. Он не может прочесть то, что у меня в голове, максимум — какие-то обрывки. И то же самое с Эймоном, а он бы мечтал высосать у мальчика всю энергию и забрать себе.

Коннор медленно гладил ее по волосам, сейчас ее роскошная коса была расплетена. Несмотря ни на что, он с удивлением убеждался, что ему хорошо просто быть с ней рядом, хорошо ощущать ее теплое тело, негромко беседовать с ней в темноте.

— Пока не приехала Айона, он нас почти совсем не беспокоил. А Фина не оставлял в покое с того дня, как выжег у него на плече клеймо.