— Проснулась, в сознании. Выпила отвар и, когда я уходил, выглядела поживее.
— Тогда ладно. — Фин глотнул пива и стал ждать продолжения. Когда оно не последовало, он приготовился к новым расспросам, но тут вошел Бойл.
И к лучшему.
— Привез шмоток, обуви и бог знает чего, наверное, на целый месяц или даже больше — Айона говорит, это все жизненно необходимые вещи. Потом меня отослали, что меня больше чем устраивает.
Он сел, как и Фин, с пивом в руках.
— Брэнна сказала, она неплохо восстановилась и даже пошла в душ. Черт знает что, страху натерпелись… Врагу не пожелаешь. — Бойл сделал большой глоток. — Это ведь я ее туда отправил. Она на всех кидалась, спокойно разговаривать не могла, в конце концов мне это надоело, и я услал ее на компост. Надо было оставить ее в помещении, пусть бы занималась упряжью. Не следовало мне…
— Ты не виноват! — Коннор вскочил и заходил по комнате. — Ни в чем себя не вини, ты тут ни при чем. Виноват не ты. Она сама его сняла. Я ей сказал, что люблю ее. И представляете, после этого она как выбежит! Только и успела сказать, что едет прямиком на работу.
— Так вот почему я сегодня целый час не доспал! — хмыкнул Бойл. — И вот какая муха ее укусила.
— Нет, погоди, — перебил его Фин. — Что, ты говоришь, она сняла?
— Ожерелье, что я ей дал. Голубой халцедон, яшма, нефрит. Сняла и вышла на улицу, и все из-за того, что я ей признался в любви!
— О господи! — Фин остолбенел. — Бабы. Они нас, мужиков, с ума сводят. И вот вопрос: зачем? Впрочем, ответ-то известен, скорее нас надо спросить, почему мы хотим, чтобы они были рядом, если они при каждой возможности выкидывают такие фортели?
— Ты за своих баб говори, — возразил Бойл. — У меня с моей все в порядке.
— Дай только срок, — мрачно предостерег Фин.
— А, пошел ты… Она была не то чтоб сердитая, а вне себя, — добавил Бойл, следя за перемещениями Коннора. — Конечно, поступила глупо и безрассудно, но от вспыльчивого человека в таком настроении всего можно ожидать.
— Мы ее едва не потеряли.
— А вот этому не бывать! — поклялся Фин.
— Она, считай, уже ушла. Несколько минут была не с нами, а для меня — что несколько минут, что годы. — Коннору даже подумать об этом было страшно. От одного предположения, что Миры могло не стать, у него внутри все леденело. — Бойл, ты же сам видел, ведь ты следом за мной приехал. Через несколько секунд.
— Да, и в первый момент у меня будто вся кровь отхлынула. Я хотел делать искусственное дыхание, но ты меня отпихнул.
— Прости.
— Нечего извиняться. Ты знал, что надо делать, я тебе только мешал. Ты вдохнул в нее свет. Никогда раньше такого не видел!
Вспоминая этот момент, Бойл глубоко вздохнул.
— Ты сел на нашу девушку верхом и стал призывать богов и богинь, а глаза у тебя — вот тебе крест! — сделались прямо черными. Поднялся вихрь, тут все вбежали, а ты воздел руки, как человек, цепляющийся за спасательный круг. И извлек свет из дождя, прямо из дождя, и сам стал светиться — ну прямо вспыхнул, как факел. А потом вдохнул в нее этот свет. Трижды. И каждый раз полыхал все жарче, так что я даже испугался, как бы ты у нас не воспламенился.
— Три раза — это необходимое число, — сказал Фин. — С огнем и светом всегда так.
— И я видел, как она втянула воздух. Я держал ее за руку и почувствовал, как она чуть шевельнулась. — Бойл сделал еще один большой глоток. — Господи Иисусе.
— Я перед всеми вами в долгу, — проговорила от дверей Мира. Она стояла, сцепив руки, с распущенными волосами, с глазами, полными переживаний. — Можно попросить вас ненадолго оставить нас с Коннором? Всего на пару минут, если вы не против.
— Конечно, не против. — Бойл быстро поднялся, подошел к ней и крепко обнял. — Выглядишь хорошо. — Он подался назад, ободряюще похлопал Миру по плечу и сразу вышел.
Фин поднялся медленнее, глядя на закипающие в ее глазах слезы. Он ничего не сказал, лишь легонько чмокнул ее в щеку и тоже вышел.
Коннор стоял на месте.
— Брэнна разрешила тебе подниматься и выходить?
— Разрешила. Коннор…
— Лучше, если ты расскажешь, что произошло, за один присест. Всем сразу.
— Расскажу. Коннор, прости меня, пожалуйста. Ты должен меня простить! Если нет — я этого не вынесу, не вынесу сознания того, что я все разрушила. Я была не права, во всех отношениях, и я все сделаю, все, что пожелаешь или попросишь, чтобы загладить свою вину.
Мира была исполнена такого стыда и раскаяния, что казалось, оно сейчас выплеснется и затопит комнату. И все равно он не мог заставить себя сделать шаг в ее сторону.
— Тогда ответь мне на один вопрос, только честно.
— Я не стану тебе врать, хоть правда и может выйти мне боком. Я тебе никогда не врала.
— Ты сняла мои обереги потому, что решила, я использую их, чтобы тебя удержать? Чтобы приворожить?
Шок, который она испытала от этих слов, был сильнее горя, Мира даже попятилась.
— Господи, нет! Ты бы никогда так не поступил! И я бы никогда так не подумала, во всяком случае о тебе. Никогда в жизни, Коннор!
— Ладно. — Хоть это немного успокоило его кровоточащее сердце. — Ты, главное, поспокойнее.