Родовое проклятие

Он так и сыпал вопросами, чтобы быть вежливой я повернулась к нему, оставив прообраз моего Вадика – молчаливого Алика за спиной и на время забыв о нем. Бесхан тоже развернулся ко мне лицом, и тут я увидела, что его левый глаз закрыт бельмом, я снова вздрогнула, но подавила в себе этот испуг, чтобы не обидеть парня.

Пришла Рита. Мы долго гуляли в тот вечер. Сначала ходили в кино, где наши кавалеры заплатили за билеты, а потом чинно сидели рядом с нами и смотрели «Москва слезам не верит».

Потом провожали Риту, и только в начале первого ночи втроем доехали в Измайлово, стояли в подъезде бабушкиного дома и говорили, говорили…

– Ребята, вы в метро не попадете, – мне удалось убедить их поторопиться, и, прощаясь, я чмокнула обоих в щеки.

Я почти заснула, когда раздался телефонный звонок. Это мои кавалеры решили пожелать мне спокойной ночи. Бесхан вроде бы в шутку сказал:

– Алик в тебя влюбился. Лежит на кровати, лицом к стене, я думал, он онанизмом занимается, а он плачет…

– Бесхан! Как тебе не стыдно!

– Извини, я привык называть вещи своими именами. Когда мужчина плачет, согласись – это ненормально.

– Смотря что явилось причиной его слез. Но рассказывать малознакомому человеку о своем друге да еще такое – это, знаешь ли, не совсем прилично, – я была шокирована. Бесхан в течение всего вечера был на этой грани, балансировал между приличием и пошлостью, но ни разу не сорвался, почему же теперь он позволил себе все эти разговоры?

– Я спросил у него, отчего он плачет, и он ответил, что влюбился и теперь не знает, что ему делать. У нас такие браки не приветствуются, слышала наверно. Но я ему сказал, что во всем вас поддержу. Короче: нечего бояться родителей. Мы все уладим!

– Погоди, погоди, причем здесь брак? Я еще никакого согласия и желания не высказывала…

– Чего ждать? – искренне удивился Бесхан.

– Да ведь мы не знакомы почти, я даже не знаю, что он за человек. Мы не разговаривали, виделись один раз… И вообще, у нас это происходит не так!

– А, – не унимался Бесхан, – ты переживаешь, что вы друг друга мало знаете, так надо повстречаться, поговорить… А как же. Завтра он будет у тебя, я не приду, все…

В трубке послышались короткие гудки.

Почему кто-то принимает решения за меня? Что я должна делать? Мне было неловко и стыдно и еще как-то немножко гадливо: то ли на саму себя, то ли на нагловатого Бесхана, то ли на молчаливого Алика. Промаявшись без сна до рассвета, я все составляла и составляла ответ нежданному жениху, приводила доводы, объясняла, старалась быть корректной; но, чем больше слов я находила, тем менее убедительными они казались. В конце концов, я уснула, измученная поиском ответа.

Алик пришел часов в 8 утра. Спросонья я никак не могла понять, откуда звонок, схватилась за телефон, потом бросилась к двери, но все-таки сообразила спросить: кто там.

– Это я, – прозвучал голос Вадика из-за двери.

И снова это жаркое предчувствие, и поспешные руки открывают замок, и бархатные глаза в полумраке подъезда.

– Доброе утро… Разбудил? – он потянулся ко мне, обнял, прижался, нашел губами ухо и прошептал, – ты такая теплая…

Я высвободилась, шагнула назад, кашлянула.

– Прогонишь? – грустно спросил Алик.

– Зачем же, входи…

Мы прошли в комнату, он присел на краешек тахты и смотрел на меня снизу вверх своими тревожными глазами, молчание затянулось, он нарушил его, сказав:

– Ну, что, ты меня завтраком покормишь?

– Пойдем на кухню.

Я поставила чайник, сделала несколько бутербродов с колбасой, потом смотрела как он ест: молча и аккуратно.

– А ты со мной? – только и спросил. Я отказалась.

Мы снова гуляли по городу. Он разговорился постепенно, рассказывал о своей маме, какая она у него молодая и красивая, как любит она петь. Но поет редко, потому что отец очень суровый человек, намного старше ее.

– Отец справедливый, всегда.

– Ты любишь родителей? – глупо спросила.

– Маму, – он улыбнулся тепло и опустил длинные густые ресницы, – отца уважаю.

Я не смогла его прогнать. Он вернулся вместе со мной в квартиру моей бабушки. Мы позвонили Бесхану и он деловито осведомился: «вы уже этим занимались, или только целуетесь?» Алик бросил ему что-то отрывистое.

Я снова не знала, что мне с ним делать, о чем говорить. Он сидел на тахте, но уже не как утром, а по хозяйски развалившись, и разглядывал меня из-под полуприкрытых ресницами глаз.

– Сядь со мной рядом, – попросил он.

Воздух в комнате сгустился и стал горячим и вязким как кисель. Я поставила стул подальше от тахты и уселась на него. Но Алик настойчиво просил сесть с ним, я уступила, сдерживая дыхание. Села с краю. Он тут же придвинулся и лег, устроив голову на моих коленях.

– Сделай для меня одну вещь, – сказал он.

– Какую?

– Нет, ты пообещай, что сделаешь!

– Но я же не знаю, чего ты попросишь.

– Ничего такого… Пообещай.

– Ну, хорошо, – согласилась я.

– Сними платье…

– Что?

– Сними платье, я хочу посмотреть на тебя.

– Ты с ума сошел, – я отодвинулась, убрав его голову с колен.

– Ты обещала, – он приподнялся на локте, – я ничего не сделаю, клянусь!

– Зачем это? – я чуть не плакала.