– Что?! – Его заявление пробудило в Мэдди ген Ресторанного Драчуна. – Что ты имеешь в виду? Ты не хочешь детей?
– У меня уже есть двое. Я свое уже отработал. – Он заговорил в той же манере, что и гангстеры из фильмов: насмешливо, растягивая слова. – Раньше. Поэтому знаю, о чем говорю. Дети омерзительны. – Его галстук съехал набок и висел на шее, как удавка. – Ребенок будет есть дохлых жуков. Он будет ковырять в носу и слизывать сопли. Через неделю тщетных попыток скормить ему пюре из проросшей пшеницы ты захочешь сунуть голову в измельчитель. Но ты не сможешь этого сделать, потому что ребеночек уже сунул туда свою любимую морскую свинку. – Он выпил остатки виски и снова наполнил стакан. – Кроме того, у тебя просто не будет времени на самоубийство. Ты будешь слишком занята склеиванием самолетиков из бумажных салфеток и космических шлемов из туалетной бумаги. «Гвоздем» твоего дня будет вытаскивание всякого мусора из сушилки. Или подсчитывание пломб во рту.
– Неужели обязательно нужно об этом напоминать? – Мэдди прижала ладони ко все еще ноющей челюсти.
– Покупка новых теней для век будет восприниматься как серьезнейшее решение.
– Я знаю, что с ребенком будет трудно. Я знаю, что мне придется вставать по ночам…
– Дело не во вставании по ночам. А в том, во что эти вставания превращают тебя днем. – Алекс принялся щелкать пальцами, как кастаньетами. – Все эти слезы, кормежки «за маму». – Щелк. – Боже, ну и тоска! – Щелк. – Таскаться по магазинам с коляской, делать пюре из авокадо, стерилизовать бутылки! – Щелк. – Неужели ты действительно хочешь потратить всю свою жизнь на беспокойство о том, проникает средство для чистки унитазов во все щели или нет? – Щелк, щелк. – Неужели ты всю жизнь хочешь сидеть на черносливе? – Он заходил взад-вперед по комнате. – Неужели ты действительно хочешь пополнить ряды Величайших зануд нашего времени? – Мэдди испугалась, что он прошагает дырку в персидском ковре. – Если они не надоедают тебе до смерти, то превращают тебя в Ницше. Ученые-атомщики, в отличие от родителей, воспринимают это легче. «Если Бог создал нас, то кто создал Бога?», «Откуда дует ветер?», «Где кончается дорога?», «Откуда брови знают, что им пора перестать расти?» Естественно, самые каверзные вопросы они припасут на тот случай, когда ты будешь в прямом эфире участвовать в очередном выпуске «Это твоя жизнь».[53]
«Папа, почему у этой тети усы?» Но ты не сможешь ответить на все вопросы. Почему? Потому что у тебя мозги высохнут. Ты поставишь смертельно опасную бытовую химию под раковину, куда ребенок вполне способен добраться. Ты сможешь читать только книги, напечатанные крупным шрифтом. Или Джеффри Арчера.[54] Между прочим, на днях Фелисити произнесла слово, в котором больше двух слогов. Это было «тран-кви-ли-за-тор». Произнесла же она его потому, что он ей необходим. А ведь близнецам по восемь лет, черт побери! О, с какой тоской ты будешь вспоминать времена, когда могла позволить себе оргию со взбитыми сливками. И каждый раз, когда ты собираешься переспать с женой, в кровати оказывается ребенок.– Что? – обрушилась на него Мэдди. – Я думала, что ты не спишь с Фелисити! Я думала, что она у тебя не вызывает «физического влечения»!
– А? – смутился Алекс. – Ну, не вызывает. И не сплю. Но если бы даже я захотел, чего никогда не будет, я бы не смог.
Так как словесные паруса Алекса заполоскались на ветру, Мэдди решила вести судно своим курсом.
– Проблема в том, Алекс, что выбор, по сути, делать не тебе.
Алекс окинул ее холодным взглядом.
– Ты действительно хочешь ребенка? Ладно. Почему бы не попрактиковаться прямо сейчас? – Заставив Мэдди встать, он сунул ей в руки четыре телефонных справочника и, подталкивая, повел по комнате. – Потаскай все это часика два. Только не клади ни на секунду, иначе он закричит. Спой песенку. Давай. «Спи, моя радость, усни». Пока не охрипнешь. А теперь… – Втолкнув ее в кухню, он вылил ей на спину целый стаканчик протухшего йогурта.
– Алекс! Какого черта?..
– Ты постоянно будешь в детской блевотине. Ты провоняешь ею насквозь. – Он размазал по ее щеке оставшиеся в банке сардины. – Рыбная маска, сударыня. – Другой рукой он открыл банку с медом, бегом вернулся в комнату и принялся капать липкой жидкостью на ковер и диван. – Сейчас смажем всю мебель, а потом пройдемся по стенам карандашом.
– Ты сошел с ума! – Бросившись к нему, Мэдди выхватила у него фломастер, однако он все же успел нарисовать несколько ярких иероглифов на безумно дорогих обоях мистера Танга.