Родственные души

– Ладно, я тогда в другой раз позвоню. – К ладу трубку с облегчением. В следующий раз не звоню. У человека духовная жизнь в разгаре, кундалини на пике, можно сказать, а я тут со своими конфетами, с этим козлом Кошкиным. В общем, позволяю человеку отдохнуть от меня.

Через некоторое время узнаю, что Инна ушла с работы, ушла от Пети и уехала в горы со своим инструктором по йоге.

Долго потом о ней я ничего не слышала, только в инстаграме видела раз фотографию в Гималаях. Два силуэта (мужской и женский) со спины, сидящие по-турецки и встречающие оранжевый рассвет. Помню, кольнула меня зависть – а может быть, это и правда счастье? Настоящая духовная свобода? Ни тебе гриппа у детей, ни этой дурацкой «Фамилии»…

Но через год она вдруг сама позвонила. «Как дела? – говорит и сразу же: – Можно, я сейчас прямо к тебе зайду?»

Пришла – худая, сморщенная, загорелая, грустная. Вручила мне бутылку хереса.

– Ты пьешь? Ты же говорила, что больше не одурманиваешься, что алкоголь, кофе, соль, сахар убивают внутренний огонь туммо? Или как там его?

– Это неважно. Ну пью, подумаешь. И курю тоже. Чрезмерно заботиться о своем теле – это тот же эгоизм. Был у меня один такой товарищ-инструктор, тоже все о теле заботился… Гибкий такой товарищ… Да пошел он… (нецензурное слово)

Вынула сигарету, открыла окно, села на подоконник и закурила.

– Жизнь научила меня тому, что нельзя пренебрегать ею, убегать от нее. Нужно пытаться менять ее. Воспитывать этот мир. Нужно действовать. Мы рождены, чтоб…

– Сказку сделать былью?

– Не смейся, я серьезно.

Оказалось, она теперь работает в предвыборном штабе какого-то депутата от коммунистов, кажется, придумывает слоганы ему, организует встречи с избирателями. Теперь, когда я спрашиваю: «Как дела?» – она отвечает: «Ужасно. Слышала, во Владивостоке опять мэра переизбрали? Фальсификация. Коррупция. Пора валить. Я бы свалила, если бы не боль за Родину». Боль ее проявляется в том, что она теперь через слово матерится, подстриглась так, что волос как будто совершенно на голове нет, завела пять аккаунтов и все транслирует там разные политические ужасы. Брызжет ядом как медуза-горгона, всех ненавидит.

А когда-то она была нежной тоненькой девочкой, с облаком кудрявых волос. Помню, мы с ней сидели за одной партой и яростно спорили, кто лучше: Дитер Болен или Томас Андрес из группы «Модерн Токинг». Я стояла за блондина Болена и напирала на то, что он композитор, а значит – умный, а она говорила, что он грубый и некрасивый, а как только видела влажные глаза красавца Андреса и слышала You are my heart, you’re my soul, начинала плакать и улыбаться сквозь слезы.

Что с нами делает жизнь, Инна?

Психоаналитики

Григорий Иванович делал вид, будто записывает что-то в журнал посетителей, давая пациенту возможность оглядеть кабинет и немного освоиться. Работалось ему сегодня (как, впрочем, часто последнее время) без радости, но психоаналитик на то и психоаналитик, чтобы уметь управлять настроениями, в том числе и своими. Вошедший потоптался на месте, покивал и сел на стул напротив большого аквариума с меланхоличными крупными рыбками. Предметов в кабинете было немного: стол телесного цвета с закругленными углами, бежевые папки, круглые часы, кушетка с чистой простыней и бледная акварель на стене. На экране ноутбука заставка – сосновый лес. В носу щекотало от запаха успокоительных трав.

– День добрый, – мягко произнес врач, внимательно глядя на пациента.

– День добрый, – о тозвался пациент, беспокойно оглядываясь.

Григорий Иванович широко улыбнулся и незаметно положил руки на стол ладонями вверх – ж ест мира и дружелюбия. Потом взялся за шариковую ручку.

– Позвольте, я сначала задам вам несколько вопросов общего характера.

Пациент молчал, скосив глаза на вопросительно приподнятую над блокнотом шариковую ручку врача.

– Вы женаты?

– Да.

– Сколько вам лет?

– Тридцать пять. – От запаха мяты пациенту захотелось зевнуть, он напряг челюсть, укротил зевок, и на глазах выступили слезы.

– Дети есть?

– Нет пока.

– Кем работаете?

– Психоаналитиком.

Григорий Иванович быстро поднял глаза на пациента и, скрывая любопытство, тут же опустил их.

– Значит… коллега. Чудесно. Что беспокоит?

Пациент почесал нос тыльной стороной ладони и встретился взглядом с черным выдвинутым глазом рыбки-телескопа. Рыбка, повиливая прозрачным шелковым хвостом, совершила плавный променад по аквариуму, повернулась другим боком и посмотрела на пациента своим вторым выпученным глазом.

Врач терпеливо ждал.

– Вы будете смеяться, коллега, но мне иногда хочется бить моих пациентов.

Врач что-то пометил в блокноте и перешел на деловой тон:

– Как часто к вам приходит это чувство?

– Довольно часто. И оно усиливается, когда они начинают жаловаться и плакать.

– Как именно вам хочется их бить?

– Как угодно. Подойти и дать пощечину. Или вцепиться в волосы и потрясти хорошенько, а то и об стол стукнуть лбом. Или пинка дать. Или душить. Не до смерти, конечно, но так, чтобы ощущалось…

– Вам хочется бить определенный тип пациентов?

– Почти всех.