Каменев пригласил ее, не отрывая взгляда от бумаг. Это были очень важные бумаги на английском языке, и от того, насколько точно удастся их сейчас перевести, зависело многое - финансовая судьба "службы доверия" от них зависела, коли на то пошло. Каменев очень хотел получить этот грант все равно же исследования велись и на чистом энтузиазме, все равно же он давал своей молодежи возможность собирать материалы для статей и даже помогал опубликоваться. А вот если бы получить американский грант - можно делать все то же самое и чуточку больше, зато статьи будут опубликованы в престижных зарубежных журналах. И ставку за дежурство можно повысить...
Немолодая женщина в старом костюме из плотного синего трикотажа вошла и тихо села напротив Каменева, дожидаясь, пока он справится с бумагами.
- Ты говори, говори... - попросил он.
- Я насчет девочки, Алисы...
- Ну и что Алиса...
- Я подключалась к линии, когда она работала.
- Ну и что?
- Саша, ты ее брал, ты с ней целый вечер тогда говорил. Она тебе не рассказывала про свой бжик?
- Про что?
- Про свой закидон!
Странно звучали эти слова, когда произносила их женщина, всем своим видом олицетворявшая вечной спокойствие, вечную благопристойность и вечный нейтралитет.
- Ты насчет "Песни о Роланде"? - догадался Каменев и наконец поднял глаза.
- Она пристегивает этого Роланда... то есть не Роланда...
- Я знаю. Она и мне рассказывала эту историю про Тьедри д'Анжу.
- Я не сомневалась!
- А чем ты, собственно, недовольна?
Наташа уставилась на шефа с немалым удивлением.
- Есть же отработанные методики, Саша. Есть же приемы, способы, индивидуальный подход! К четвертому курсу о них обычно знают. А она всем и каждому одно и то же! Как будто все, кто к нам звонит, обязательно жертвы неслыханного предательства!
- Допустим. А какие у нее результаты?
Наташа задумалась.
- Трудно сказать...
Каменев видел, что она очень осторожно подбирает слова, но помочь не спешил.
- Проколов у нее до сих пор не было...
- Вот это я и хотел от тебя услышать, - сказал он. - Выходит, такое у этой Алиски сказочное везение, что все, с кем ей приходится работать, обязательно жертвы неслыханного предательства...
- Но есть и другие неприятности, - Наташа, очевидно, собралась с силами и не уклонялась от спора. - Скажем, с работы человека уволили, или неизлечимая болезнь, или... или...
- Увольняют по разным причинам. Если я тебя сейчас попрошу написать заявление - что ты обо мне подумаешь?
- Что ты неблагодарная скотина.
- Ага!
Их все-таки связывали не только годы совместной работы. Хотя за годы набралось всяких взаимных обязательств и поводов для благодарности... Их связывало то, что Каменев для себя называл "чувством лопатки". И у Наташи была семья, и у него, мысль о близости их если и смущала - то страшно давно, но с самого начала Каменев чувствовал Наташу как раз лопатками, не раз убеждаясь в ее надежности. И Наташа спиной чувствовала что-то вроде каменной стенки. Они вслух никогда не говорили об этом, но дорожили ощущением и еще той свободой мысли и чувства, которая установилась между ними. Наташа могла и насплетничать, и наябедничать, совершенно не беспокоясь, что Каменев дурно о ней подумает. И он мог повысить голос, сделать выговор, тоже не опасаясь испортить отношения.
- Да ладно тебе, - усмехнулась Наташа. - Я в конце концов не могу поручиться за все звонки, на которые она отвечает. Но мне кажется, она малость не в себе.
По молчанию шефа Наташа поняла, что попала в точку.
Действительно, Каменев считал Алиску странной, очень странной. Началось с того вечера, когда она, придя устраиваться на работу, с непонятным умыслом оставила у него на столе "Песнь о Роланде". Это было месяца два назад - и Каменев, вернув девушке книгу, нашел другую "Песнь" в толстом томе Библиотеки всемирной литературы. И уже раза три перечитал, но не всю, понятно, побоища его не интересовали, правду говоря, неведомый монах Турольдус бездарно сочинил все эти схватки франков с сарацинами. Каменев перечитывал то, что было связано с Божьим судом.
Если бы он не был сам психологом, профессионалом, то решил бы, что Алиска его загипнотизировала. Впрочем, состояние, в котором он оказывался, открывая "Песнь", смахивало на легкий транс, словно девочка с четвертого курса сумела заякорить его, специалиста с двадцатилетним стажем, на одном-единственном эпизоде старофранцузского эпоса.
- Если бы она плохо работала, ты бы с этого и начала, - уводя Наташу подальше от своего подлинного отношения к Алиске, произнес Каменев. А подлинным отношением была, как ни странно, благодарность.
- Да, я бы с этого и начала, - согласилась Наташа. - Но я тебе вот что скажу - эти ее рыцарские рассуждения действуют мне на нервы...