Но я не готов был признать поражение. Уже близились сумерки, когда я перевалился через последний выступ, битый час не поддававшийся моим усилиям, и растянулся на спине, хватая ртом воздух, у подножия пирамиды.
Я помог Ирвину забраться наверх. В уходящем свете мы разглядели, что путь к вершине проходит по заснеженному склону с уклоном в сорок пять градусов, который ведет напрямик к вершинному гребню.
Нам пришлось заночевать на уступе; под нами, при свете звезд, словно раскинулось все мироздание. Спали мы по очереди и старались экономить кислород, так как утром нас ждали новые испытания.
Холод был адский, и я продрог до костей. Должно быть, мы до сих пор бы лежали там, спаянные с утесом в один мерзлый камень, если бы нас внезапно не разбудило то же высокое завывание, та же мелодия, что мы слышали минувшей ночью. Здесь, на вершине мира, она звучала как пение ангелов, и все же я со всей остротой сознавал, что звук раздавался над нами.
Какое бы ни находилось там существо, оно пряталось наверху, на вершине, на
Мысль об этом заставила меня вскочить на ноги. Я провел предрассветные часы, расхаживая по узкой каменной полоске и пытаясь разогреть мышцы; как только небо посветлело, я разбудил Ирвина и мы пошли на последний штурм.
Заснеженный склон мы преодолели сравнительно легко. Ирвин предоставил мне честь первым ступить на вершину, и я сперва довольно внимательно осмотрел ее, ожидая увидеть и здесь следы, так похожие на человеческие. Но снежный покров сиял нетронутой белизной — и в десять часов тридцать минут утра я взошел на вершину во имя своей страны и короля.
Я стою на вершине мира.
Понимаете, что это значит? Джордж Мэллори был
Но до сих пор успех Мэллори
Наутро участники экспедиции прекратили поиски и начали собираться в обратный путь. Судьба Сэнди Ирвина остается неизвестной.
Готов поспорить, вы уже решили, что в наших
Последние записи в дневнике принадлежат не Мэллори. Они сделаны дрожащей, неуверенной рукой, как если бы писавший был очень болен — и подписаны именем Сэнди Ирвина. Первая дата может вас немного удивить.
Я не совсем уверен, какое сегодня число, но точнее мне не определить. Здесь некому меня поправить — где бы ни было это «здесь». Знаю только, что это горная деревня и что никто в ней не понимает ни единого английского слова.
Я плохо помню, как попал сюда. Лихорадочный жар начинает спадать. По временам я думаю, что лучше мне было бы оставаться в беспамятстве: я гляжу на свои ноги и понимаю, что без медицинской помощи долго не протяну. Моя
С чего начать?
Наверное, с того, на чем остановился Мэллори, но в первую очередь я должен рассказать о восхождении на «Вторую ступень». Думаю, это достижение останется непревзойденным подвигом в истории альпинизма. Однажды я побывал на лекции Уинтропа-Янга{42}, и его высказывание о Мэллори запечатлелось в моей памяти:
«Его движения при восхождении были уникальны. Они противоречили всем теориям. Он высоко поднимал ногу, опираясь на любой уклон гладкой поверхности, пригибал плечо к колену и буквально перетекал вверх, распрямляясь в стремительном броске. Что бы ни происходило невидимо для глаз между ним и скалой… выглядело это всегда одинаково, и результат был таким же — единое волнообразное движение, такое быстрое и мощное, что скале, казалось, остается лишь уступить или исчезнуть».
Там, на «Второй ступени», я в этом убедился — Мэллори словно взял верх, навязав скалам свое тело и волю, и горе пришлось сдаться. Я был уверен, что он повернет назад, но эта мысль, думаю, даже не мелькала в его голове.