Рога

– Я уже съела один и совсем не голодна. Я просто хочу его съесть. – Гленна повернула голову и взглянула на него перепуганно-жалко и умоляюще. – А я бы хотела съесть всю коробку.

– Всю коробку, – повторил Иг.

– Я не хочу даже пользоваться руками. Мне хочется просто залезть в коробку мордой и жевать. Я знаю, что это грубо и некрасиво. – Она пересчитала пончики, трогая их поочередно пальцем. – Шесть. Думаешь, это будет о'кей, если я съем еще шесть пончиков?

Игу с трудом думалось о чем-либо, кроме собственной тревоги и ощущения тяжести в висках. То, что она сейчас сказала, не имело никакого смысла, было еще одной частью противоестественного, похожего на дурной сон утра.

– Если ты сейчас треплешься, так лучше кончай. Я же сказал тебе, что плохо себя чувствую.

– Я хочу еще один пончик, – сказала Гленна.

– Ну и с богом, вперед. Это ничуть меня не колышет.

– Ладно, так я и сделаю. Если ты думаешь, что это нормально.

Гленна вытряхнула из коробки пончик, разорвала его на три части и начала жевать, засовывая в рот кусок за куском и даже не глотая.

Вскоре у Гленны во рту оказался весь пончик, ее щеки надулись. Она негромко поперхнулась, глубоко втянула воздух носом и начала глотать. Иг взирал на это с отвращением. Прежде он ни разу не видел, чтобы она делала что-нибудь подобное, да и вообще не видел, чтобы кто-нибудь делал что-нибудь подобное с того времени, как они младшеклассниками дурачились в школьной столовой. Покончив с пончиком, Гленна несколько раз судорожно вздохнула, обернулась и бросила на него тревожный, озабоченный взгляд.

– Мне это даже не нравится, – сказала она. – Живот заболел. Как ты думаешь, съесть мне еще один?

– Зачем тебе есть этот пончик, если у тебя живот болит?

– Чтобы растолстеть по-настоящему. Не так, как сейчас. Растолстеть так, чтобы ты не хотел иметь со мной никакого дела. – Кончик ее языка высунулся и потрогал верхнюю губу – это был признак крайней задумчивости. – Прошлой ночью я сделала нечто отвратительное. Я хочу тебе об этом рассказать.

У Ига снова промелькнула мысль, что в действительности ничего этого не происходит. У него своего рода горячечный бред, навязчивый и настоятельный, убедительный в мельчайших деталях. По экрану телевизора пробежала муха. За окном по улице прошуршала машина. Один момент естественным образом следовал за другим, все это складывалось в реальность. Иг был спец по сложению. В школе математика давалась ему лучше всего, после этики, которую и за предмет-то трудно считать.

– Пожалуй, мне не хочется знать, что ты там натворила.

– Потому-то я и хочу рассказать. Чтобы тебя затошнило. Чтобы дать тебе предлог уйти. Меня буквально бесит то, что тебе пришлось пережить и что о тебе говорят, но я уже не в силах просыпаться по утрам с тобой под боком. Я просто хочу, чтобы ты ушел, и если рассказать тебе, что я сделала, рассказать эту мерзость, то ты уйдешь, и я снова буду свободна.

– А что обо мне говорят люди?

Иг задал этот глупый вопрос, ответ на который был ему слишком известен.

– Про то, что ты сделал с Меррин. Про то, что ты сдвинутый сексуальный маньяк и всякое в этом роде.

Иг смотрел на нее как зачарованный. Каждая ее новая реплика была кошмарнее предыдущей – и с какой легкостью она ему все это выкладывала. Без малейшего стыда или неловкости.

– Так что же ты хотела мне сказать?

– Прошлой ночью, когда ты куда-то исчез, я наткнулась на Ли Турно. Помнишь Ли, с которым я гуляла в старших классах?

– Помню, – кивнул Иг.

Они с Ли были в другой его жизни друзьями, но все это осталось в прошлом, умерло вместе с Меррин. Весьма затруднительно поддерживать с кем-то близкую дружбу, когда тебя подозревают в том, что ты сексуальный маньяк и убийца.

– Прошлой ночью он был там же, в «Стейшн-хаусе», и, когда ты исчез, он мне поставил. Я не общалась с Ли уже целую вечность и совсем забыла, как легко с ним говорить. Ты же знаешь Ли, он ни на кого не глядит свысока. Он был со мной очень мил. Ты все не шел и не шел, и через какое-то время он сказал, что поищем тебя снаружи, а если тебя там нет, то он отвезет меня домой. Но когда вышли, мы стали целоваться, целоваться вовсю, как в те времена, когда мы с ним гуляли, и у меня голова пошла кругом, и я отсосала ему прямо там, на глазах у парней. Я в жизни не делала ничего такого психованного, разве что когда была девчонкой и сильно под кайфом.

Игу нужна была помощь. Ему нужно было уйти из этой квартиры. Здесь было слишком душно, невидимая рука стискивала ему грудь.

Гленна вновь наклонилась над коробкой с пончиками, лицо ее было совершенно безмятежным, словно она ему рассказала нечто не слишком важное: что у них кончилось молоко или не течет горячая вода.

– Думаешь, ничего, если я съем еще один? – спросила она. – Живот вроде бы получше.

– Делай что хочешь.

Гленна повернула голову и взглянула на него. Ее светло-серые глаза блестели неестественным возбуждением.

– Ты это серьезно?

– Мне по хрену, – сказал Иг. – Жри, трескай, хавай.