Рога

Ли кивает и, мигнув подфарником, разворачивается под дождем на сто восемьдесят градусов.

Терри хочет потрогать ее за плечо, хочет ее как-нибудь успокоить, дать ей понять: что бы там ни случилось в «Бездне», он не будет хуже к ней относиться, не будет держать на нее зла. Но Терри ее не трогает, никогда ее не трогает, никогда не тронет. Все десять лет их знакомства он держался от нее на дружеской дистанции, даже в воображении, никогда не допускал ее в свои сексуальные фантазии. Вроде бы какой же в этом риск, но он чувствует, что есть нечто такое, чем бы он при этом рискнул. Чем именно, он не понимает. Для Терри слова «душа» фактически не существует.

Вместо этого он говорит:

– Слышь, дать тебе куртку?

Потому что она насквозь промокла и непрерывно, беспомощно дрожит.

Теперь и Ли, похоже, заметил, как она дрожит, – что очень странно, потому что он все время на нее косился, смотрел на нее не меньше, чем на дорогу, – заметил и выключил кондиционер.

– Да нет, ладно, – говорит Меррин, но Терри уже снял куртку и передал ее вперед. Меррин постелила куртку себе на колени. – Спасибо, Терри, – говорит она еле слышным голосом и тут же с жаром продолжает: – Ты т-только не думай…

– Я ничего не думаю, – говорит Терри… – Успокойся.

– Иг…

– Я уверен, что и с Игом все в порядке. Не бери в голову.

Меррин оделяет Терри болезненной благодарной улыбкой, чуть наклоняется назад и спрашивает:

– Ты как?

Вытянув руку, она чуть касается его лба, которым он забодал не к месту оказавшийся ящик для инструментов. Терри инстинктивно отдергивается. Меррин убирает свои пальцы, кончики которых окровавились, глядит на них, глядит на Терри:

– Надо бы марлю.

– Все в порядке, – говорит Терри… – Ничего страшного.