Рога в изобилии

Элис догадалась, что сестра сумела растопить лед в его сердце. Потом вспомнила о Гарри и закусила губу. Нет-нет, не может быть. У Гарри и Алисы такая любовь, в которой нельзя усомниться. На что она рассчитывала, когда отправляла его во Флориду? На то, что ее сестра откажется от Гарри, а она, Элис, присвоит его? Каким образом? Она и так уже сделала непоправимую глупость, ибо Гарри думает, что у них будет ребенок. Из-за ее головотяпства ее сестре придется лгать.

Элис почему-то даже в голову не приходило, что сестра захочет рассказать Гарри правду. У нее самой правда всегда получалась какой-то не слишком удобной, и Элис предпочла бы ограничиться более простым вариантом: кое-где приврать, кое о чем умолчать, и тогда все как-нибудь образуется.

— В общем, мой адвокат свяжется с твоим, — подвела она черту, хотя это было и не в ее духе — так резво решать трудные вопросы.

Винсент кивнул, но был явно не в своей тарелке. Когда Элис стремительно скрылась, он принялся бродить по библиотеке, словно фамильное привидение, растревоженное звуками оркестра в бальной зале. Вид у него был соответствующий. Да, ему было о чем подумать. Хайнц утверждал, что неизвестный, напавший на Элис ночью и пытавшийся задушить ее подушкой, мог попасть в апартаменты его жены одним-единственным способом: из кабинета самого Винсента. Там была смежная дверь, запиравшаяся на задвижку с его стороны. Это означало, что некто пробрался в кабинет, открыл дверь и оказался в спальне его жены.

С одной стороны, как полагал Винсент, кто угодно мог пробраться в его кабинет. С другой стороны, этот кто угодно должен быть человеком близким, который свободно перемещался по поместью. Черт знает что! Раздрай в душе мешал ему свести воедино нити интриги. Зато этим очень активно занимались другие люди. И здесь, в Иллинойсе, и за океаном, в Москве.

* * *

Денис был просто раздавлен, когда узнал, что Роза Пашкова умерла год назад. Тогда он принялся дозваниваться ее внуку — единственному оставшемуся у Розы родственнику. Чтобы ни один профессионал, если что, не смог потом посмеяться над ним.

Внук Розы Пашковой, несмотря на свои молодые годы, оказался ведущим дизайнером крупной фирмы Элитхаус", и чтобы услышать его голос, Денису пришлось прорвать оборону двух неприступных секретарш. Сам же Пашков манерой разговора походил на шестнадцатилетнего подростка, попавшего под пресс масс-культуры.

— Старик, я жутко занят, — сообщил он вместо приветствия. — Отчихай в двух словах, чего ты убиваешься по моей бабуле?

— Ищу свидетелей по одному старому делу.

— Ни фига! — отчего-то изумился тот. — А что за дело?

— О близнецах, — коротко ответил Денис.

— Ну и настрогала бед моя бабуля! — ахнул Костик. — Старик, на меня тут наезжает срочняк, но ты не ссыпайся. Пиши адрес и после семи подгребай ко мне домой.

— У вас есть для меня информация? — Денис едва верил своим ушам.

— Ну, — сказал Костик и отключился.

До семи Денис не мог ни есть, ни пить, и как только стрелки часов оказались в нужной позиции, он рванул на запланированную встречу. Ему пришлось ехать за город, потому что Костик Пашков сменил городскую квартиру на загородный дом.

У дома Костика, как у его хозяина, крыша была сильно скошена. Как потом выяснилось, в мансарде располагалась мастерская, поражавшая размерами и количеством окон. Окно имелось даже в потолке, и Денис непроизвольно то и дело смотрел на застрявший в нем кусочек неба.

Костик Пашков практически не отличался от того образа, который Денис воссоздал по особенностям его речи. У парня оказались длинные волосы, серьга в ухе и по перстню на каждой руке. Он был ужасно худ и не менее ужасно сутул. Еще он носил двухсотдолларовые зеркальные очки, башмаки ручной работы и рубашку из летней коллекции Боско Ди Чильеджи.

— Хорошо, что бабуля моя не дожила, — покачал головой Костик. — До твоего визита, я имею в виду.

— В каком это смысле?

— Ее бы точно посадили. Она уже слегла, когда стала мне про близнецов талдычить. Я думал, она гонит. Прикинь: поменяла детей, когда в больнице работала. Специально поменяла! Я ей в такие дни, как она про близнецов заводила, таблеток в чай побольше сыпал, которые ей для сна прописали. Думал, поплыла моя бабка.

Денис заерзал на деревянном стуле, который стоял посреди мансарды.

— Вы помните, что она рассказывала?

— Еще бы мне не помнить, — завел глаза тот. — Все время колыхалась: если я представлюсь, а кто-нибудь явится спрашивать про близнецов, мол, расскажи все как на духу. Я еще прикалывался над ней, говорил: чего, мол, совесть замучила, преступница? Тогда она начинала головой мотать и заявляла, что, случись все снова, все равно сделала бы то же самое. Что совесть ее вовсе не мучает, а рассказывает она мне все это просто из справедливости.

— Замечательно, — Денис потер руки, чтобы скрыть свое нетерпение. — Так как она поменяла детей?

— Ну, как меняют детей? Откуда я знаю? Наверное, перекладывают, и все.

— Конечно-конечно, — почти подобострастно отозвался Денис.