— Нет, — сказала Гленна. — Кое-что я все-таки любила. Я любила, как мы занимались любовью. Ты закрывал глаза, и я понимала, что сейчас ты думаешь о ней, но это меня не тревожило, потому что я могла доставить тебе удовольствие. Так что все было в порядке. И еще я любила, когда в субботу утром мы завтракали вместе, большой завтрак, яичница с беконом и сок, а потом мы смотрели дурацкий телевизор, и казалось, ты с радостью просидел бы со мной весь день. Но мне было больно понимать, что я никогда ничего не значила. Мне было больно понимать, что у нас нет будущего, и мне было больно слушать, как ты рассказываешь про ее забавные слова и умные поступки. Я не могла с ней соревноваться. У меня даже не было надежды, что когда-нибудь я смогу с ней соревноваться.
— Ты действительно хочешь, чтобы я вернулся в квартиру?
— Я даже сама не хочу туда возвращаться. Я ненавижу эту квартиру. Мне не хочется там жить. Я хочу уехать. Я хочу начать все заново в каком-нибудь другом месте.
— Куда ты можешь уехать? Где ты сможешь быть счастливой?
— В доме у Ли, — сказала Гленна. Ее лицо просветлело, она радостно, удивленно улыбнулась, как маленькая девочка, впервые попавшая в Диснейленд. — Приду к нему в дождевике без ничего под ним, и это будет вообще потрясно. Ли хочет, чтобы я как-нибудь к нему забежала. Сегодня он прислал мне эсэмэску, что, если ты не появишься, нам бы стоило…
— Нет! — отрезал Иг, из его ноздрей рванулся черный дым.
Гленна испуганно отшатнулась.
Иг вдохнул, засосав дым назад, а затем взял Гленну за руку и развернул ее к машине. Девушка и дьявол гуляли в свете умирающего дня, дьявол ее наставлял.
— Ты не должна иметь с ним никакого дела. Что он когда-нибудь для тебя сделал, не считая украденной куртки? Да он всегда обращался с тобой как со шлюхой. Скажи ему, чтобы сматывал на хрен. Тебе нужен кто-нибудь получше. Ты должна отдавать меньше и брать больше.
— Я люблю делать людям приятное, — сказала Гленна смущенным голосом.
— Людям? А ты сама не человек? Сделай что-нибудь приятное для себя. — Говоря, он вложил в рога всю свою волю и ощутил сладостный удар удовольствия. — И вообще посмотри, как с тобой обращаются. Я разгромил твою квартиру, ты не видела меня несколько дней, а затем приходишь сюда и видишь, как я педиком разгуливаю в юбке. Связаться с Ли Турно — не значит сравнять счет. Нужно думать масштабнее. Тебе полагается какая-нибудь месть. Иди домой, возьми банковскую карточку, очисти счет и… устрой себе каникулы. Неужели тебе никогда не хотелось немного погулять?
— А что, и правда! — загорелась Гленна, но ее улыбка тут же увяла. — Я попаду в какие-нибудь неприятности. Я уже сидела в тюрьме, тридцать дней, и не хочу туда возвращаться.
— Никто тебя не побеспокоит. А после того как ты нашла меня в литейной, в этой кружевной пидорской юбочке, так и подавно. Мои родители не станут напускать на тебя адвоката, им вряд ли захочется, чтобы все обо всем этом узнали. Прихвати заодно и мою кредитку; зуб даю, родители не заблокируют ее еще несколько месяцев. Лучший способ посчитаться с кем-нибудь — это оставить его в зеркале заднего вида и умчаться к чему-нибудь лучшему. А ты, Гленна, заслуживаешь лучшего.
Они уже были возле ее машины. Иг открыл дверцу и придержал ее для Гленны. Она взглянула на его юбку, снова на его лицо и улыбнулась. Но, улыбаясь, она и плакала, большими черными от туши слезами.
— Так ты что, на этом торчишь? На юбках? И потому у нас было не так, чтобы очень здорово? Если бы я знала, то попыталась бы… ну, не знаю, попыталась бы, чтобы это работало.
— Нет, — сказал Иг. — Я одет во все это только потому, что у меня нет красного трико и накидки.
— Красного трико и накидки? — спросила она ошеломленным, немного замедленным голосом.
— Разве не в этом полагается разгуливать дьяволу? Вроде костюма супергероя. Мне кажется, во многих отношениях Сатана был первым супергероем.
— То есть суперзлодеем?
— Нет, конечно же, героем. Вот ты подумай, в самом первом своем приключении он принял форму змеи, чтобы освободить двух пленников, которых голыми посадил в джунглях третьего мира в тюрьму некий всемогущий мегаломаньяк. Заодно расширил их диету и пробудил в них сексуальность. По мне, так нечто среднее между Человеком-зверем и доктором Филом.[47]
Гленна рассмеялась диковатым, бессвязным, смущенным смехом, а затем вдруг икнула, и лицо ее снова стало серьезным.
— Так куда ты думаешь направиться? — спросил Иг.
— Не знаю, — сказала Гленна. — Мне всегда хотелось посмотреть Нью-Йорк. Ночной Нью-Йорк. Такси, пролетающие мимо, незнакомая иностранная музыка. Продавцы арахиса, сладкого арахиса, стоящие на углах. А там, в Нью-Йорке, все еще продают арахис?
— Не знаю, но раньше продавали. Последний раз я там был за день до смерти Меррин. Съезди и посмотри сама. Роскошная будет прогулка, лучшая в твоей жизни.
— Если сняться с места так интересно, — сказала Гленна, — если посчитаться с тобой такая отличная мысль, отчего мне сейчас так хреново?