Рогатый папа

– Почему я не падаю на сцене, когда ты в зале? Почему не чувствую того выгорания, о котором ты говоришь? Я жила с тобой в одном доме какое-то время.

– Редкое сочетание генов у обоих родителей, – он пожал плечами, будто это само собой разумелось.

– Если я тоже не обычный человек, то где мой особый талант? – фыркнула я. – Твой отец видит будущее, ты лечишь людей, вампиры владеют гипнозом…

– Это все равно что более яркая окраска у селезней или хвосты оперения у павлинов, рога у оленей. В мире нечисти все как в дикой природе. У тех же оборотней женщины к обороту в волков не способны, ведь это может спровоцировать выкидыш.

– Какой сексизм, – а на что я надеялась, собственно? Что обрету вдруг неведомые возможности?

Видимо, я должна радоваться уже тому, что мои собственные дети не доведут меня до эмоционального истощения.

А ведь в свете этого становилось понятно, почему, только узнав о моей беременности, Герман хотел забрать ребенка. Если бы не «правильный» набор генов, то это действительно могло бы стать просто жизненной необходимостью.

Я обхватила себя руками, чувствуя, как меня начинает знобить.

Как же так? Пришла сюда высказать все, что думаю об этом «пожирателе талантов», а теперь не знаю даже, что и думать. На сердце и в голове такой раздрай, что еще долго придется «укладывать» все по полочкам.

И при этом то, что еще недавно казалось важным, отошло на второй план. То, ради чего я столько работала, то, чего я так долго жаждала, вдруг показалось мелким и незначительным. Меня отстранили от участия в фестивале… подумаешь!

– Да, согласен. Сексизм. Но естественному отбору обычно плевать, кто и что о нем подумает, – попытался пошутить он.

Мы еще какое-то время помолчали. Я, не выдержав его взгляда, рассматривала пыльный ковер на полу.

Несколько раз мне казалось, что Герман хотел подойти или что-то сказать. И я ждала этого.

Неожиданно остро я осознала, что действительно сожалею о том, что наговорила у него в кабинете какое-то время назад. В голове крутились обрывки фраз, воспоминания.

«Да черта с два ты понимаешь, что я сейчас чувствую…»

«Важно то, что все это началось со лжи и предательства...»

«На плохом фундаменте ничего хорошего не построишь…»

«Если бы не ты…»

Я сейчас очень сожалела о нашем разрыве. Сожалел ли он?

Но Герман произнес совсем не то, что мне хотелось бы услышать:

– Мне нужно сейчас идти. Не уходи сегодня из театра раньше времени, пожалуйста. Я буду в клубе «Алиса». Помнишь такой? Если что – звони. Водитель тебя будет ждать у входа в четыре, хорошо?

– Да, конечно, – покивала я.

– И да, будешь выходить, захлопни дверь, она сама закроется.

Он ушел, а я осталась в его кабинете, слушать тиканье настенных часов.

– Олень рогатый… – прошептала я с заметной обидой.

Я прошла к его столу, касаясь полированной поверхности руками, представляя, как касался ее он.

Села на его стул. Взгляд неожиданно зацепился за приоткрытый шкафчик, в котором еще недавно лежала партия «чудо лекарства». Пробирок уже не было, однако ключ от подвала был на месте.

Если дерево – это то, что осталось от матери Германа, можно ли считать, что увиденное мною о детстве Нагицкого было случайностью? Или душа его матери специально показала мне то, что было когда-то в прошлом?

Металл ключа был неожиданно теплым на ощупь, когда я взяла его в руки, словно бы кто-то специально грел его.

Кто, если не собственная мать, должна знать своего сына? И если это дерево и есть то, что держит ветвями весь театр, то, может быть, именно у него я найду ответы на свои вопросы?

«Нужно спуститься в подвал», – отчетливо поняла я.

Глава 21

Я стояла в промозглом сыром подвале, так и не переодевшаяся после репетиции – в плотном купальнике, трико и гетрах. Разве что пуанты сменила на балетки.

Сейчас росшее здесь дерево казалось еще более странным и жутковатым, чем когда я видела его впервые. Тогда со мной был Герман, а сейчас я осталась с неизведанным один на один.

– Здравствуйте, – нервно прошептала, прикрывая за собой дверь.

Щелкнула выключателем – с легким гулом загорелись длинные лампы, закрепленные вдоль стен.

Подошла осторожно.

Женская фигура, вплетенная в ствол, теперь казалась мне наполненной внутренней печалью. Я протянула к ней руку. Туда, где, мне казалось, должна была быть ладонь, переходящая в пальцы-ветви. Кора оказалась теплой и живой.

– Помогите мне, пожалуйста… – прошептала я. – Я хочу принять правильное решение…

Меня ощутимо повело, голова закружилась. Пол покачнулся, а вместе с ним и реальность вдруг дрогнула, растворяясь в видении переплетенных веток.

Я увидела… смерть.

Безжизненное тело, уложенное на мокром асфальте, разбитое стекло. Солнце ярко отражается в осколках. Упавшее деревце рядом с перевернутой машиной. Полиция, вой сирен.

Образы мелькали, сменяя друг друга, но все были связаны между собой.

Кто-то куда-то бежал. И я бежала вслед за этим «кем-то». Я была им, и он был мной.

Опасность. Острая, удушающая. И ветки. Всюду были эти чертовы ветки, зелень. Много зелени.