Единожды довелось ему проникнуть внутрь, и знал он, что, если спуститься по каменной лестнице, то можно оказаться в темном подвале. Там имелось несколько клетей, запечатанных тяжелыми дверьми. Попадавшие туда колодники на свет божий уже не выходили, а заживо гнили под землей. Именно там, под землей, и сидела та девка, которую вознамерился вызволить Кистень. Так думал Онуфрий, но он ошибался. Потолкавшись среди стражников, узнал, что узницу перевели наверх, но стерегут еще пуще прежнего.
— Наверх, так наверх, — пробормотал Онуфрий, уже зная, как поступить.
Вечером, в той же самой избе, он беседовал с Кистенем. Неразлучный Митрий сидел рядом на лавке и равнодушно жевал моченое яблоко.
— Сполнил я твою просьбу. Вызнал все.
— Ну и?
— Как и говорил ранее — гиблое дело. Держали ее, девку эту, в клети, под землей. А сейчас перевели наверх. Почему — не знаю. Может, посадник сжалился, а, может, еще отчего. Не знаю… Рядом неусыпно, днем и ночью, дежурят стражники из посадской сотни. Близко никого не подпускают. Я, было, сунулся туда, так чуть плетью не получил промеж ребер. А ночью по всему двору бегают псы, страшные, злые. Клыки, что мой палец. Им лучше не попадаться — вмиг порвут. Так что — дело гиблое.
— Это я уже понял, — нетерпеливо сказал Кистень. — Ты о деле говори. И помни о золоте, а то другого подручного буду искать. Порасторопнее.
— Выгоды не поимеешь, — Онуфрий стрельнул на него глазом, — а только загубишь все. Знаю я, как ее оттуда вызволить. Потому и позвал вас, что день прошедший не впустую прошел.
— Говори тогда.
Онуфрий замолчал, налил в стопку водки, медленно выпил, выразительно посмотрел на Кистеня. Тот, будто прочитав его мысли, чуть улыбнулся в бороду.
— Как и обещал — золото твое будет, я в слове своем крепок. А пока, если что дельное расскажешь, получишь несколько монет. Остатнее после того, как девка та выйдет с посадского двора и укроется в надежном месте. Только тогда и не ранее.
— Почему так? — Голос Онуфрия дрогнул.
— Берегусь я. Да и тебе спокойнее будет — мысли шальные в голову не полезут.
Онуфрий думал недолго. Хитрый Кистень не оставил ему выхода. Хочешь, не хочешь, а надо рассказывать.
— Слушай сюда. — Кистень, а за ним и Митрий наклонились к столу.
Проговорили они долго. Закончили только, когда ночь уже перевалила на вторую половину. Неслышно зашла хозяйка, поставила на стол лучину и ушла, растаяв где-то в темных сенях.
После того, как все было обговорено, Кистень, откинувшись на лавке, надолго задумался. Он прикрыл глаза, и со стороны показалось — заснул. Молчание затягивалось. Онуфрий с Митрием успели выпить и закусить, когда Кистень, не открывая глаз, неожиданно изрек:
— Прав ты. По-другому ее с посадского двора не вытащить. — Кистень открыл глаза, порылся в карманах, протянул несколько золотых. — Держи. Как и обещал.
Поднялся, расправил затекшие плечи, оправил бороду, блеснувшую серебром в свете догорающей лучины.
— Авось, Бог даст, через пару ден свидимся. Ну, а если повяжут нас или, хуже того, головы снесут, то твой это грех будет, Онуфрий. Тогда и злата не получишь. Помни об этом и моли за нас Бога. Днем и ночью молись, чтоб свершили мы задуманное. Прощевай.
И ушли, исчезли. Даже не одна собака не гавкнула. Истые разбойники, повелители ночи.
Онуфрий посидел, подождал, пока догорит лучина, и отправился спать. Перед тем, как сон накрыл его темным покрывалом, не к месту подумалось: «А если удастся все, то зачем ему со мной делиться?» Но он уснул, так и оставив мысль недодуманной.
Тем временем Рогнеда продолжала сидеть в темнице, пугая стражников своим воем. Кормили ее раз в день: водой да краюхой хлеба. Она жадно набрасывалась на еду и, не жуя, глотала, отчего потом случались колики и страшная резь в животе. Она каталась по земляному полу, кричала, царапая руками землю. Стражники, слыша этот вой, только крестились, поминая Пречистую деву, прося у Богородицы защиты от чар ведьмы.
Слышал этот вой и Фирс Матвеич. Батогами Рогнеду больше не секли. Опасался посадник, что помрет она невзначай, и тогда все канет в неизвестность. Поэтому Фирс Матвеич ждал, когда, наконец, эта ведьма начнет говорить и расскажет, куда упрятала золото убиенного ею Василия Твердиславовича.
Через несколько дней, ночью, таясь словно воры, — кем, в сущности, и были, Кистень и неразлучный с ним Митрий вновь заявились на подворье Онуфрия. Тот ждал их, хотя и боялся встречаться с бывшими сотоварищами. Сердце вещало — добром это не кончится, и Онуфрий не единожды корил себя за то, что польстился на обещанное золото. Но блеск заморских монет манил все более и на время притуплял страх.
Они пришли в тот момент, когда Онуфрий и ждать уже перестал, рукой на все махнув. Может, Бог пронесет, и они забудут про него? Или того лучше — сгинули ватажники и освободили его от дум тяжких? Но нет, явились и по-хозяйски расположились в горнице, скупо освещенной лишь маленькой лучиной.