— Еще чего — съездила! — огрызнулась жена. — Мало тебя одного там… Хоть бы раз за клюквой свозил! Бабы вон ведрами прут, а у нас опять ни ягодки.
— Клюквы я наберу! — отрезал Тимофей. — Брусники же привез? Привез. И смородину привозил.
Тимофей достал сигареты и сгорбился у печи, скрючив босые ноги. Дарьюшка забралась на колени и попросила показать на пальцах зайчика. Он показал, и все дети засмеялись.
— Сил нету, — вздохнула Валентина. — Хоть пойди и удавись…
— А как я вас ростила? — неожиданно сердито спросила теща. — Без отца-то вон как досталось… Бабье дело такое: рожать да ростить. Ишь, сил у нее нету… Так бы все взяли да и удавились!
Она тяжело прошла через кухню и скрылась в своей боковушке. И тут же до Тимофея донеслось ее пришептывание: то ли тетешкала на руках младенца, то ли молилась у икон…
Тесть Тимофея, в средних летах еще, поехал в нефтеразведку на заработки и убился, сорвавшись с вышки.
— В ранешное время за такие б слова о-ох бы и досталось тебе от мужика! — вплела теща в молитву. — Неделю б на заднице-то не сидела…
Тимофей подтянул к себе сапоги и, не поднимая глаз от пола, стал наматывать мокрые портянки. Валентина молча сдернула с печи чистые, сухие, бросила к ногам мужа. В этот момент зазвонил телефон. Теща оборвала молитву и, придерживая внучку у груди, кинулась к аппарату:
— Квартера Заварзиных.
Она положила трубку рядом с телефоном и глянула на Тимофея. Тимофей, обутый в один сапог, подошел к аппарату.
— Здорово, Заварзин, — сказал начальник милиции. — Спишь, паразит?
— Да нет, — отмахнулся Тимофей. — Дрова собираюсь колоть. Чурки запрели…
— Ты уж сегодня дров наломал, — пробасил начальник. — Зачем трубу в реку скатил? И зачем ты Сажина трогал? Суешься не в свое дело. Нашел — и ко мне бы скорей. А мы бы все сделали как надо.
— Как — не в свое дело? — напыжился Тимофей. — Труба-то меня касалась… Зато я одностволку не разворачивал и не прикасался.
— И на том спасибо, — проворчал начальник милиции. — Догадался… А пыжи? Пыжи ты мог собрать? Из трубы? Как я теперь ружье к трубе привяжу?
Тимофей бросил трубку и кинулся к вешалке, вывернул карманы фуфайки, вытряс табак и с радостью вернулся.
— Есть пыж! Я его машинально в карман сунул!
— Завтра принесешь, — буркнул начальник милиции. — Трубы-то все равно нет. Мне следственный эксперимент проводить, где я такую же трубу возьму.
— Это ваша забота, — засмеялся Тимофей. — Что Сажин-то говорит?
— Что говорит… Говорит, заставляли, грозились избу сжечь или бакена переставить, чтоб авария случилась. Завтра придешь с утра — поедем ихнюю перевалбазу ликвидировать, — продолжал ворчливо начальник милиции. — Может, кого прищучим.
— Значит, Сажин признался? — перебил Тимофей.
— Не признавался, на тебя трубу катил, — довольно сказал начальник. — Да мы тоже не лаптем щи хлебаем… Кстати, и мед из Стремянки твоей точно так же уходит. Браконьеры у спекулянтов опыт переняли. Развел, понимаешь, трест браконьерский. За что тебе зарплату дают?
— Сам удивляюсь! — засмеялся Тимофей. — Думаю вот в милицию перейти. Те же тресты, те же уголовники, а платят побольше. Если еще рыбнадзор будет мне преступников брать и приводить — вообще красота!
— Но-но! — сурово заметил начальник и положил трубку.
Тимофей потянул сапог.
— А знаешь, Сажин-то разговорился! — сказал он весело. — Только тихо! Пока на улице ни звука.
— Брось ты эту работу, Тимофей, — попросила Валентина решительным тоном. — Сколько ж можно?.. Или я пойду и всех браконьеров вместе с твоим начальством в один день изведу!
— Иди, спасибо скажу, — Тимофей раздумывал: колоть дрова или нет.
— Ну брось, Тима.
— А куда я пойду работать, подумала?
— Господи! — она всплеснула руками, в глазах мелькнул огонек надежды. — Да капитаном на лесосплав! На лесопилку! Там мужики по три сотни зарабатывают.
— Это все не то, — бросил Тимофей.
— Тут, слыхала, какую-то колонию организовывают, — спохватилась жена. — Мелиорация какая-то в Стремянке будет, гари пахать. На бульдозерах-то по тыще в месяц… Поехали бы в Стремянку, дом пустой стоит. Девки наши растут, глядишь, кого замуж, кого в институт. Везде денег надо…
— Ладно, пойду! — отрезал Тимофей. — Брошу инспекцию и пойду. Но только запомни: пить буду!
— Как пить-то? — не поняла Валентина.
— Как пьют? Стаканами, ведрами!.. Буду пить и вас обеих гонять, — он покосился на тещу — та отвернулась, тетешкая младшенькую с обиженным видом. — Согласны так — нет?
— Но почему пить-то? Почему?
— По кочану.
— Отступись ты, Валь, — сказала теща. — Что с ним говорить? Весь в свата — батю родимого. Тот всю жизнь в председателях ходил, Стремянкой командовал, и этому командование подавай.
— Да какое же командование? — изумился Тимофей. — У меня же работа как у свадебной лошади: голова в цветах, а задница в мыле.
— Ла-адно, — пропела теща. — Люди-то говорят… Токо бы с наганьями ходили да народ пугали.
— А ну вас, — Тимофей пощупал локтем кобуру на поясе.