Рой

Спустя неделю, когда мужики начали уставать от собственной бестолковости, кому-то пришло в голову попробовать поискать в реке тела погибших Тимофея и Валентины. Где-то достали акваланги, сделали «кошки» и стали прочесывать дно во всех подозрительных местах. И еще несколько дней жили, захваченные единой целью…

Бросив наконец бесплодное занятие, мужики вернулись домой, однако, расстаться не могли — собирались вечерами у церкви, шумели, спорили по пустякам, чуть ли не драться схватывались, будто маялись от какой-то неведомой, распирающей их энергии. Неизвестно, как бы все пошло дальше, если, бы не пропал старец Алешка. На его поиски снова двинулись всем селом. Искали днем и ночью, помня, что он ходил всегда с фонарем. Пешком исхаживали гари вдоль и поперек, ездили по дорогам, стреляли, подавая сигналы, гудели автомобильными сиренами, кричали, звали и снова спрашивали всех встречных. Говорят, будто видели его бульдозеристы из мехколонны нефтяников недалеко от Яранки, на гарях. Будто он просил керосину, ему дали солярки да еще в бутылку налили про запас. И будто видели ночью какой-то огонек на пашне и на гарях, который медленно двигался над землей, колыхался так, словно его нес человек. Такой же огонек видели на берегу реки, затем в полях недалеко от райцентра. А спустя неделю этот блуждающий огонек видели чуть ли не все в округе, или хотя бы знали людей, которые видели. Кто-то даже пробовал догонять его, бежал следом, наперерез, навстречу, но неуловимый светлячок исчезал, едва к нему приближались.

Видели многие, говорили многие, только вот Алешку найти так и не смогли. Еще позже уже стало невозможно отделить вымысел от реальности. Искать Алешку перестали, надеясь теперь лишь на случай. Только его внучатые племянники, объехав всю округу, исходив гари вдоль и поперек, не отступились, наняли у нефтяников вертолет и стали облетывать на малой высоте, буквально прочесывать всю прилегающую к Стремянке местность.

Деда они своего так и не нашли. Но зато увидели землю, на которой жило несколько поколений вятских переселенцев. Никто в Стремянке ни разу не поднимался над ней, никто не смотрел на нее с высоты. Тут же, когда братья Забелины приземлились и рассказали, что видели, всем сразу же захотелось немедленно посмотреть своими глазами. В вертолет набилось столько желающих, что он едва оторвался от земли.

Они ждали увидеть драные, обомшелые крыши старых изб, кривые улочки, бестолково поставленные дома; ждали заросшие, запущенные дедовские поля, забитые гниющим лесом луга, мертвые шелкопрядники; ждали черноту выжженной земли с пятнами ожогов, изуродованные целинными плугами пашни, «марсианские» каналы — одним словом, ждали увидеть разоренную, пустынную территорию, которую и землей-то назвать трудно.

Однако чем выше поднимался вертолет, тем земля становилась все краше, словно кто-то затушевывал следы разора и запустения. Она виделась сверху совсем не такой, какой всегда была внизу; она узнавалась до последнего козьего копытца и одновременно казалась неведомой, первозданной и сияющей.

Вертолет и так уже поднялся высоко, но засидевшиеся на земле мужики кричали пилотам — выше, выше! — и таращились в иллюминаторы.

Через день полеты окончились: платить за аренду вертолета стало нечем.

Вместе с полетами кончалась и страсть к поиску, будто, поднявшись над землей, нашли все, что хотели.

Или наоборот, с высоты и открылось то, о чем не думали никогда, что не могли разглядеть на земле.

И тихо наконец стало в Стремянке.

Утро начиналось с петушиного крика, затем просыпались хозяйки, управлялись с коровами, топили печи, а чуть позже поднимались мужики, и тогда заводились моторы, стучали топоры, гремело железо. Однако все эти звуки напоминали ровный гул пасеки в пору медосбора.

Сергей считал себя в какой-то мере виновным в исчезновении старца Алешки.

В тот вечер, когда отец попросил проводить старца домой, к племянникам, Сергей благополучно довел его до первого переулка, и тут Алешка заявил, что никуда он дальше не пойдет, так что сопровождение ему не нужно. Сергей попытался уговорить, потом попробовал вести за руку, но старец вывернулся из своей дохи и потрусил к лесу. Тогда Сергей догнал его и где уговорами, где насильно привел-таки к дому Забелиных. Братья вместе с женами выскочили навстречу, стали упрашивать войти в дом, винились перед старцем. Готовы были на колени встать среди улицы, только бы простил, их Алешка.

— Виноваты мы, дедушка! — чуть ли не в голос кричали братья. — Вот перед чужим человеком, перед свидетелем каемся — виноваты! Прости, если можешь, не держи на нас сердца. Василия Тимофеевича просить хотели, чтобы позволил нам взять тебя назад! Вспоминали мы, как сами сиротствовали, как по чужим избам жили, по чужим полатям спали. А теперь ухаживать за тобой будем! Книги тебе читать хоть и день и ночь, только зайди в дом и живи у нас! Нам и так сраму хватает, дедушка! Обманывали тебя, смеялись. Прости нас.