Рой

– Самообразование. – Рой выпрямился. – К тому времени как мне исполнилось восемь, я уже учил моих родителей алгебре. С математикой у них было не очень. Зато они во всем полагались только на себя. У нас не было электричества, не было Интернета. Мы никак не зависели от других людей или от властей.

– И никаких людей вокруг, – тихо произнесла она. Никакой толпы.

Рой пожал плечами, и воздух вокруг него дрогнул, словно от сдвинувшейся лавины:

– Люди там были. По субботам мы ездили в город, до него было всего сорок миль.

Келси почувствовала, как оживает и начинает ныть давняя рана в душе. Отец однажды повез ее за город на импровизированный пикник в старом драндулете, который он выиграл у кого-то в покер. Сперва все было прекрасно, национальный парк, куда они приехали, был полон туристов и просто любителей походов на природу.

Но потом парк накрыло стеной дождя. Туристы разбежались, а им с отцом пришлось укрыться под навесом. Долгие часы, пока шел дождь, ей казалось, что они были единственными людьми на горе. Словно бы весь окружающий их мир просто исчез.

Она никогда прежде не испытывала такого ужаса. Больше она никогда не уезжала из города.

– Ты знаешь, что такое школа? – Вопрос Квинтона адресовался экрану его телефона. – Что такое школа, когда тебе двенадцать лет и ты никогда в жизни до этого не был в школе?

– Думаю, тебе было тяжело, – ответила Келси, хотя ее собственный первый день в школе принес только облегчение. Наконец-то она могла весь день проводить среди целой кучи народа, и ей даже не надо было искать толпу. Она научилась ценить спокойное внимание на уроках истории, всплески победного ликования в спортзале и общее облегчение при звуке последнего звонка в конце дня. Она словно была частью живого организма.

Но она знала об оборотной стороне школы. О той части школьной жизни, где образовывались банды и выбирались жертвы. Она посмотрела на слишком тесный свитер Роя, на его белые носки и постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно мягче:

– Над тобой издевались.

– Мне преподали урок.

Все разнообразные голоса его внутренней толпы слились воедино, и она чуть не пошатнулась при этой фразе.

– Они поставили меня у шкафчиков в раздевалке и кидали в меня мячом. И произносили речи перед каждым броском, словно это был какой-то торжественный ритуал. А я все это время улыбался, потому что мне никогда еще не приходилось переживать объединение внимания толпы. К тому времени, когда кто-то сломал мне нос, я уже смеялся вместе со всеми.

Келси кивнула, вспомнив опьяняющее ощущение общего веселья, когда кто-то привязал косички Салли Джефферс к спинке ее стула. Смеялись все, включая Салли. Она смеялась над собственным унижением, чтобы задобрить тех, кто унижал ее, смеялась, потому что это было лучше, чем плакать.

Келси стало муторно от этого воспоминания:

– Мне очень жаль, что это с тобой случилось.

– А мне не жаль. Я был слишком занят изучением толпы, чтобы жалеть себя.

– Но толпа не всегда такая, – попыталась объяснить Келси. – Точнее, толпа необязательно должна быть такой. Толпа может делать другие вещи. Например, танцевать…

Внезапно это слово, которое Келси привыкла упоминать по десять раз на дню с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, показалось ей жалким и незначимым. Какое значение имеют танцы по сравнению с теми ужасами, на которые способна толпа людей?

– Можешь не переживать за бедного маленького Квинтона – его история закончилась хорошо. – Рой наконец отвлекся от своего телефона и посмотрел ей в лицо. – Я победил.

– Оно и видно. – Келси было знакомо соблазнительное желание стать частью темной силы.

– Его звали Эндрю Форстер, – продолжал Рой. – Он был новичком в школе, высокий, сильный и красивый парень. Он появился у нас в середине года в восьмом классе и сразу же приказал им перестать издеваться надо мной.

– Видимо, он был хорошим парнем.

– Он был просто говнюком с претензией на высокую мораль, – поправил ее Рой. – Я ненавидел ту компашку, но они, по крайней мере, знали, кто я такой. А Эндрю Форстеру было пофиг – он просто хотел выглядеть героем.

– Но он же помог тебе.

– Ага. И пока они колебались и решали, что делать, я пробрался в их головы. – Рой смотрел прямо на Келси, и она чувствовала силу объединенного взгляда толпы внутри его. – И с той минуты у шкафчиков уже стоял Эндрю Форстер.

– Боже мой! – Келси снова вздрогнула.

Чем больше Рой говорил, тем больше ее охватывала холодная, пронизывающая до костей дрожь. Она обхватила себя руками и потерла плечи, словно стараясь согреться.

– Ты хоть представляешь, каково это – когда ты в первый раз чувствуешь себя частью чего-то? И для разнообразия оказываешься на правильной стороне? Когда ты ничего подобного никогда не чувствовал?

Келси кивнула. Ее опыт был совсем другим, чем у Роя, но она помнила первое ощущение от встречи с Зероями.

– После этого я входил в ту раздевалку, как дирижер входит на сцену вслед за оркестром. Я превратил ту группу идиотов в нечто прекрасное.