— Привет, — произносит она, не улыбаясь. Она, должно быть, знает, с чем мне предстоит столкнуться. — Они на кухне. Ждут тебя.
— Ты им что-нибудь рассказывала? — шепчу я.
Она отрицательно качает головой.
— Я не была уверена, собираешься ли ты им рассказывать, поэтому ничего не говорила.
— Они волнуются?
Далила преодолевает последние ступени лестницы и обнимает меня за плечо, прежде чем прижаться к нему подбородком.
— Да, — отвечает она. — Но не волнуйся. Я тебя прикрою. Мы сделаем это.
Она сжимает мою руку и провожает меня на кухню, где мама, папа и Дерек сидят с унылыми лицами и сложенными руками. Они одновременно выглядят как судьи и присяжные, и вся эта обстановка напоминает мне о тех нелепых семейных встречах, которые мы проводили каждый вечер по понедельникам.
Отлично. У меня еще не было возможности выступить в свою защиту, как они уже смотрят на меня, словно я виновна.
— Прежде чем вы что-либо скажите, — я сажусь напротив Дерека. Если мне нужно смотреть прямо перед собой, то я выбираю его, — то должны знать, что Брукс не тот, кем вы его считаете.
Папа прочищает горло, выпрямляя спину и прищуриваясь.
— Я просто хочу знать, что происходит, черт возьми, — говорит он.
Мама крепко прижимает руку к губам, у нее остекленевшие глаза. Я знаю этот взгляд. Она так оторопела, что не может заставить себя произнести ни слова.
— Ты бы видела, каким был Брукс сегодня утром, — говорит папа. — Он потерян. Никогда не видел человека в худшей форме.
Мама прижимает руку к груди и отводит взгляд.
Брукс — манипулятор. Он втянул их всех в свою игру с помощью убедительного проявления поверхностных эмоций.
— Он разыгрывает из себя жертву, — говорю я. Открываю рот, чтобы попытаться объяснить, но мои слова прерывает удар сжатого кулака отца по деревянному столу.
Я подпрыгиваю.
Далила тянется к моей руке, быстро сжимая ее.
— Деметрия, ты взрослая женщина. Тебе нужно принять ответственность за свои действия. Прийти сюда и незамедлительно обрушить всю вину на Брукса — крайне незрело и безответственно с твоей стороны, — лицо моего отца такого же цвета, как и «Порше» Брукса. Он втягивает воздух, затаив дыхание между словами. Что он делает лишь тогда, когда безумно злится. — Теперь скажи мне, какого черта ты рассталась со своим женихом после того, как он попал в аварию? Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны? Как теперь мы выгладим в обществе? Весь город будет это обсуждать уже в понедельник.
— Папа, — мне нравится, что у Далилы имеется смелость прервать одну из его напыщенных речей, потому что я точно не смогла бы. — Тебе нужно ее выслушать.
Дерек сидит напротив меня с опущенными плечами, молча бросая взглядами кинжалы в мою сторону.
— Хорошо, Деми. Расскажи нам. Что происходит? Что сделал Брукс, чтобы заслужить это? — спрашивает Дерек. На секунду я чувствую себя преданной. Я думала, он на моей стороне.
Независимо от того, что сказал Брукс сегодня утром, как бы он ни действовал, они теперь на его стороне. Я вполне уверена, что он упустил свое призвание в жизни. Он должен был стать актером, а не финансовым консультантом.
— Брукс разорвал помолвку в ночь аварии. Он ушел, — я с трудом проглатываю застрявший в горле ком. — Он ушел к любовнице. А его любовница, как оказалось, носит его ребенка.
Мама встает, отталкиваясь от стула, и направляется к кухонному островку. Она ставит локти на мрамор, прежде чем спрятать лицо в ладонях.
— Я не верю, — говорит Дерек. — Брукс любит тебя. Он был одержим тобой.
Я закатываю глаза.
— И это была всего лишь игра. Все наши отношения были построены на лжи.
— А теперь подожди минуту, — лицо отца дергается, но он сидит на стуле. Его расправленная ладонь поднимается в воздух. — Откуда ты знаешь это, Деметрия? Где твои доказательства?
— Сначала это были всего лишь слухи. Кто-то когда-то сказал мне, — говорю я. — Но потом я увидела их вместе своими собственными глазами. Покинув благотворительный вечер, я пошла к Бруксу, чтобы поговорить с ним наедине, и тогда он утверждал, что ничего не помнит. Я ушла домой. Мне нужно было кое-что проверить, кое-что, что могло бы помочь ему все вспомнить, а когда я вернулась, другая женщина была с ним, и они обсуждали беременность. Она уже на пятнадцатой неделе.
— Проклятый сукин сын, — сквозь зубы говорит отец. — Я этому не верю. Я не хочу в это верить.
Мама возвращается к столу, вытирая покрасневшие глаза платком.
— Мы любили его как сына.
Лишь однажды я слышала, как мама произносила эти слова — когда ушел Ройал.
Папа тянется через стол и гладит ее по голове.
— Твоя свадьба, — говорит мама, поднимая на меня взгляд.
— Я не беспокоюсь об этом, — говорю я. — Меня беспокоит то, как я собираюсь выплатить сто семьдесят тысяч долларов, которые он снял с кредитных карт. Оформленных на мое имя.
— Что? — напряженно произносит папа.
— Понадобится твоя помощь, — говорю я.