Роисся вперде. Фантастическая повесть

Потом допил водку и уснул на диване в другой комнате. Когда проснулся — Елены Николаевны уже не было, прошел на кухню, выпил из крана воды, посмотрел в окно — внизу бродил Геннадий, Карпов хотел крикнуть Геннадию в форточку, чтобы тот заходил — я, мол, уезжаю, хотел попрощаться, но тут в дверь позвонили — неужели Марина? — и он, прихрамывая, пошел открывать. Даже «кто там?» не спросил, хотя это все равно бы ни на что не повлияло — незнакомый мужчина на лестничной клетке взмахнул каким-то удостоверением и с интонацией эстрадного юмориста поздоровался:

— Федеральная служба безопасности.

Гостей было двое. Тот, который звонил в дверь, прошел в квартиру, второй остался на лестнице, но могли бы и оба подождать — от Карпова требовалось только одеться и следовать за гостями. Внизу ждала белая «Нива».

— Своя, не служебная, — вздохнул тот, который звонил в дверь. Карпова засунули на заднее сиденье, поехали. Геннадий молча смотрел вслед.

26

Дальше я хотел написать, что часы за окном пробили полдень, и хозяин кабинета, оторвавшись от бумаг, выглянул в окно и посмотрел - не на часы, а на красную с золотыми прожилками звезду, которая венчала башню с часами, — и улыбнулся, раздув при улыбке ноздри. Но если бы я это написал, то история стала бы бракованной, потому что я не знаю, что происходило в том кабинете, и в самом ли деле улыбался его хозяин — а выдумывать, простите уж, не хочется, поэтому лучше просто пропущу несколько недель. Карпов, если интересно, все эти недели провел запертым в какой-то квартире на улице Дзержинского в минуте ходьбы от гостиницы, которую, когда Карпов был маленький, строили сирийцы. Его никто ни о чем не спрашивал, никто вобще с ним не разговаривал, раз в два дня приходила какая-то женщина, молча отдавала пакет с едой, — сосиски, пельмени, хлеб, — и уходила, и все остальное время Карпов был предоставлен сам себе. Ни телефона, ни тем более компьютера в квартире не было, книги на полках были неинтересные — «Выбери себе врага», «Час Совы», «Мне тебя заказали» и так далее, — а телевизор работал плохо, и Карпов если и мог чем-то развлекаться, то только «Русским радио», которое, если долго его слушать, приклеивает к лицу даже самого несчастного человека идиотскую улыбку. Это — что касается Карпова. Его жена Марина, конечно, ждала от него звонка, но сама, продолжая жить у мамы, звонить Карпову пока не хотела, и правильно делала, а то бы, услышав, что мобильный не обслуживается, а домашний не отвечает, она начала бы волноваться, а волнение — залог целлюлита, как сказал бы писатель Александр Терехов. Иными словами, с Мариной тоже ничего интересного не происходило; вообще, если с кем-то и происходили интересные события, то только с атаманом Филимоненко, которому, с какой стороны на него ни посмотри, было теперь «не любо» — соратники по казачьему кругу и по мясному бизнесу хоронили его в закрытом гробу, стараясь не смотреть друг на друга, потому что такой страшной смертью в этих краях со времен гражданской войны (когда анархисты распилили пополам двуручной пилой знаменитого комбедовца Фому Шпака) никто не умирал. По версии, запущенной в интернет спецслужбами, атамана изрезали ножами какие-то кавказцы, вырезавшие у него, в частности, сердце — возможно, что и в ритуальных целях. Смерть атамана стала поводом для большого народного схода на Крепостной (бывшей Комсомольской) горке в краевом центре, и люди даже были готовы идти мстить кавказцам на ближайший рынок, но стоит отдать должное лидеру местного «Славянского союза», который сдержал данное им накануне лично начальнику краевого ГУВД обещание и призвал граждан сохранять спокойствие, «потому что Рамзан стоит на въезде в город, от нас только и ждут первого шага, чтоб нас можно было резать, как свиней». Люди, конечно, расстроились, что на рынок нельзя, но Рамзан — это аргумент, чего уж там.

Не стоит, впрочем, упрекать ФСБ и милицию в том, что, распуская слухи об обстоятельствах смерти Филимоненко, они манипулировали националистическими настроениями в крае — другого выхода у них не было, потому что если бы люди узнали, как все было на самом деле, никто бы все равно не поверил. Достаточно сказать, что даже застреливший Галустяна, когда тот (убежавшие из дома кошки, как правило, всегда возвращаются обратно), выпотрошив атамана и проглотив его сердце, печень и легкие, доедал правую ногу Николая Георгиевича, — даже застреливший Галустяна участковый (фамилия у него была милицейская — Евсюков) приходил теперь в себя в краевом психоневрологическом диспансере, — он тронулся сразу, как только хищник умер; врачи застали его целующим мертвого Галустяна в нос, и до сих пор они не могли поручиться за дальнейшее здоровье участкового.