Рок И его проблемы-2

Но на пороге, когда я уже улыбался во все лицо, — вдруг темнота подступила к глазам, внутри что-то оборвалось, мир пошатнулся, осталось только последнее слово, которое я хотел произнести, но не успел: «прощай».

— Я на тебя смотрела, — сказала Маша, когда я открыл глаза, и она увидела, что я уже в состоянии воспринимать речь.

— Не испугалась, — произнес я непослушным языком, — что меня хватила кондрашка?

— Иван же предупредил про твои припадки… Я сидела и смотрела на тебя.

Она на самом деле сидела рядом со мной на полу, и смотрела на меня. Она удобно устроилась. Тут же на полу стоял электрический чайник, чашка с недопитым кофе и тарелка с остатками торта.

— Долго ты на меня смотрела? — спросил я.

— Долго, — сказала она.

— И что?

— Ничего… Ты и в этот раз меня не замечал.

Отсюда, снизу, шрам на горле у Маши был особенно отчетлив, он набух розовыми краями и казался непомерно большим.

— Ты — настоящий мужчина, — сказала она.

— Это как? — не понял я, не делая еще попытки приподняться.

— Тогда, в электричке, ты был мальчик, как Иван…

— Вот до чего довела меня жизнь, — попробовал пошутить я. Несмотря на привычку возвращаться, все же для этого требовались кое-какие усилия. Я пытался скрыть их от нее.

— Тебя будут бояться враги, — сказала Маша.

— Что? — не понял я. — У меня нет врагов… Одни — друзья.

— У тебя есть враги, — сказала она. — Это неизбежно. Любое твое действие — рождает, может быть, друзей. Но оно рождает и врагов.

— Какое еще действие? — опять не понял я.

— Не знаю… — сказала Маша. — Может, ты меня спас, — это?

— То есть, ты говоришь, что на ум придет… Первое попавшееся. А потом сама не можешь понять, что получилось?

— Нет, — не согласилась Маша, — не первое попавшееся. Просто, когда я смотрела на тебя, я подумала, что хорошо бы, если бы у тебя были враги. Какие-нибудь очень серьезные. Чтобы ты мог сразиться с ними в единоборстве.

Но тут я, конечно, сел. Потому что ничего другого не оставалось.

— Включи-ка чайник, пожалуйста, — попросил я.

Она послушно надавила на кнопку.

— С кем я должен сразиться в единоборстве? — переспросил я.

— Откуда я знаю, — развела она руками. — Тебе видней.

Она была рядом, так близко, что я чувствовал, как пахнут ее волосы. Не шампунем, не гелем, — чем-то таким, от чего запросто можно было потерять рассудок.

Наверное, я как-то не так посмотрел на нее, — как-то не так посмотрел, и никак не мог отвести взгляд. И продолжал смотреть на нее как-то не так. Потому что она была настолько близко, что я ничего не соображал. Вдобавок, я только что, вообще-то, пришел в себя, — и плохо воспринимал окружающую нас реальность.

Она замолчала, — тишина зазвенела, как тетива монгольского лука. На одной ноте, на одной ноте, на одной…

— Не нужно, — как-то жалобно и беззащитно, словно рабыня жестокого плантатора, попросила она, — не нужно, пожалуйста…

— Не нужно, что? — хрипло спросил я.

— Ничего не нужно…

Какая-то борьба происходила внутри. Какое-то время. Я не знаю. Меня мотало как-то и все плыло перед глазами.

Но потом я, вдруг, вспомнил, что — гордый человек…

В самый дурацкий для этого момент. В самый неподходящий из всех, какие только можно вообразить. Я — гордый человек. Или просто — человек. Что — одно и тоже… К сожалению. Но, может быть, с большой буквы? К сожалению тоже.

— Смотри-ка, чайник вскипел, — сказал, кое-как переведя дух, я. — Давай-ка пить твой кофе.

— Давай, — согласилась она.

— Тебе не пора, — спросил я. — Может быть, твой перерыв закончился, и тебе пора на рынок?

— Нет, не пора, — сказала она.

— Ты так ему верна, — усмехнулся я, — я думаю, при такой верности, тебе никогда не суждено умереть в нищете.

— Да, — согласилась она.

Я взглянул на нее, наливая воду в чашку, и увидел, что она плачет. Она смотрела перед собой и плакала, как Маша. Вода собиралась в ее блестящих черных глазах, скапливалась в большие прозрачные капли, те падали на щеки и катились по ним вниз, к губам и подбородку. Их было много — ее слез. Одна повисла на носу, другие бросались с подбородка на пол, и превращались там в небольшую лужу.

— Иван был прав, — сказал я, — ты — большая рева.

Маша улыбнулась мне, словно извиняясь за происходящее, но выделять влагу не перестала, — наоборот, по щекам потекло еще больше.

— А какие были слова, — вспомнил я, — какие замечательные слова: рожу тебе ребенка… Что вот ты теперь скажешь на это?

— Я — погорячилась, — сквозь слезы произнесла она.

И тут уж принялась так рыдать, что я не стал больше ждать, — побежал в ванную за самым большим полотенцем.

3

Пятница, — день сбора доходов. Собирать их, — моя обязанность, поскольку все депозиты — на мое имя. Это я, такой крутой трейдер, волк финансового рынка, по пятницам пожинаю свои плоды.

Мне нужно обернуться в четыре места. Так что день, для чего-то более полезного, потерян.

Начинаю с самого дальнего, с «Красногвардейской». Выхожу из дома в десять, через пятнадцать минут утреннего моциона — я в метро «Сокольники». Оттуда до «Красногвардейской» минут сорок. И еще минут десять пешком.

Там: охрана, пропуск, касса… Прохожу по залу, конечно. Где вкалывают начинающие.