Рок И его проблемы-4

И никаких гарантий, что мы завтра вернемся на большую дорогу и продолжим свой путь.

Интересно, что бы они сделали со мной, если бы я оказался плохим командиром.

Пожалел бы кто-нибудь меня, услышал бы я слова сочувствия, — перед тем, как они бы привели в исполнение свой справедливый приговор. Выслушали бы они мое последнее желание?

Я даже усмехнулся, впрочем, довольно криво, — когда представил, как мямлю перед этой разгневанной толпой свое последнее незамысловатой стремление, типа, звякнуть по сотовому Маше, чтобы попрощаться с ней и Иваном.

2.

Пока народ орал на водилу, я подошел к грузовику, открыл дверь кабины, и сказал:

— Ладно, ты все сделал правильно. Не обращай на них внимания… Им просто не хочется идти пешком. Лентяи, в общем… Тебя как зовут?

— Костя.

— Меня — Михаил… Но я уже привык к Дяде. Не держи на них зла.

— Обидно, — сказал Костя, — чуть-чуть недотянул.

— Вот из-за таких чуть-чуть, — улыбнулся я ему, — веся ерунда в мире и происходит… Мне Птица сказал, ты у нас невезучий.

— Да, есть такой грех, — ответил Константин, и стал смотреть куда-то в сторону, и не смотреть на меня.

Поставил машину на ручник, полез в бардачок, вытащил оттуда довольно чистую тряпочку, и стал протирать ею стекло перед собой, на котором, напротив его лица, виднелась аккуратная сквозная дырочка.

— Вы меня из-за этого из компании не прогоните?.. Не решите, что я могу вам все дело испортить?

— Ты, я вижу, уже решил, что у нас все неприятности из-за тебя?

— Может, не из-за меня. Откуда я знаю?

— Не прогоним. Но если ты больше никому рассказывать не будешь, о своих мыслях… Чтобы, кроме нас с тобой, о них никто не знал.

— Я и тебе не рассказывал.

— Рассказал, — у тебя все на лице написано.

— Тогда, постараюсь.

— Ты вот сам подумай. Ведь невезучий, на самом деле, тот, кто сидел на твоем месте до тебя… Вот уж кому не повезло, так не повезло.

Я лукавил, когда таким образом утешил Константина. Не понимал в чем, потому что, вроде бы, изрек нечто типа абсолютной истины, — но внутри что-то, когда я говорил эти слова, прошло не так, как-то шершаво, словно бы я двинулся не туда, и отморозил что-то несусветно банальное. И, поэтому, скучное… По поводу его невезучести. Черт его знает, есть же наверное, такие люди, со специфической аурой…

Ну, да бог с ним, — поживем, увидим.

— Трактор нужен, — сказал Птица. — Без трактора ее не вытащить.

— Ты ничего не видишь? — спросил я его.

Птица вгляделся в окрестные дали, и ответил:

— Ничего.

— Я вот вижу. Как по пятам идут народные мстители. И скоро будут здесь… Ты вот что, весь груз с ЗИЛа перекиньте на газик, забери всех, у кого нет карабинов или автоматов, и дуйте на опушку. Там будете ждать.

— У меня автомат.

— Отдай другому или посади за руль вместо себя Костю.

Я отыскал глазами Артема и подошел к нему.

— Как с патронами? — спросил я его.

— Нет проблем, — ответил он. — У них там был целый цинк, только распечатали.

Люди Птицы носились от грузовика к газику, противника еще не было видно, так что остальные фраерски стояли, щелкая затворами автоматов и карабинов. Все им было ни по чем.

— Равняйсь! Смирно! — сказал я, тоном сварливого, но доброго армейского начальника. — Слушай боевую задачу!

Народ подобрался и приосанился. Рыжий, Берг и Олег Петрович сделали полшага вперед, как настоящие лидеры.

— Как по вашему, что мы будем сейчас делать?

— Займем оборону, — авторитетно сказал Берг, — через речку они без моста не перепрыгнут. Остальных, кто переберется вплавь, отстреляем. Чтобы у них навсегда пропала охота за нами бегать… Найдем где-нибудь трактор, вытащим машину и двинемся дальше.

— Логично, — согласился я. — Есть другие мнения?

Других мнений не было…

— Все будет не так, — сказал я боевому подразделению. — Вы зачем сюда приехали, чтобы воевать, или чтобы искать сокровища?

В ответ, — молчание.

— Если воевать, то вы совершенно правы. Но если искать сокровища, то нам нужен язык… Поэтому, мы все отходим от речки метров на пятьсот, чтобы в случае чего было удобно драпать до ближайшего леса. Окапываемся, и ждем лазутчиков. Сейчас половина шестого вечера, темнеть начнет часа через три. Противник здесь будет минут через тридцать. С наступлением темноты можно будет отступить. И перекусить.

— А лазутчики?

— Лазутчики ночью не пойдут… Это проблема Артема. Сможешь прострелить кому-нибудь не глаз, а ногу?

— Запросто.

— Раненый лазутчик завет на помощь, к нему спешат остальное разведчики… Но язык нужен один.

— Чапаев! — воскликнул Рыжий. — Суворов!

— Тогда за дело, — согласился я. — Отходить и окапываться…

— Я ненавижу войну, — сказала мне Гера. — Вы ее обожаете… Я поняла, в чем разница между мной и вами, дядя Миша… Я — пацифистка, мне претит всякое насилие одного человека над другим. Это моя беда. И — гордость.

— Обстоятельства, — сказал я. — Ты же видишь.

— Обстоятельства, — это благородный мотив… Который призван оправдать, что угодно. Любое зло… Вы подстреливаете человека, он кричит от боли, к нему на помощь спешат его товарищи, — их вы убиваете, потому что пленный вам нужен только один. Так?