Рок-звезда

Я не повернулась, услышав его приближение, но я его почувствовала. Он излучал напряжение, которое только усиливало мое собственное. Я проигнорировала Ганса, но бессовестно пялилась на то, как он сорвал с себя шорты и нырнул в черноту передо мной. Было слишком темно, чтобы увидеть что-то большее, чем мелькнувшая в воздухе безупречная задница, но даже этого было достаточно, чтобы я начала забывать, из-за чего вообще так на него разозлилась.

«Ах да. Бет».

Я не знала Бет, но я побывала на ее месте. И от самого факта, что Ганс теперь тут оголяется в присутствии трех девиц, ни одна из которых не Бет, у меня потемнело в глазах от злости.

«И что же? Он, значит, будет изображать, что у него нет никакой подружки, приглашать меня к себе, поить, трахать в этом своем замке, а потом пошлет, куда подальше? Ну или, может, позвонит мне опять, когда Бет не окажется под рукой, а ему снова приспичит? И всем его приятелям это ничего, нормально? Вот почему мама всегда просила меня держаться от музыкантов подальше», – подумала я, стаскивая через голову свой топик Смерть Прическе. Слишком злая, чтобы волноваться о своей плоской груди, я отстегнула двухкилограммовый протезный лифчик и кинула его поверх кучки остальной одежды.

Выступая из своих красных трусиков-танга и надеясь, что Ганса где-то там сожрал крокодил, я вдруг услышала вопль Трипа:

– Блин, ГДЧ! Да у твоей девчонки в сиськах колечки!

Раздались взрывы смеха, свист и бульканье, и мои щеки – уже распаленные злостью – запылали еще сильнее. Вглядевшись в темноту, я обнаружила, что пять из шести надувашек заняты. А Ганса нет.

«Хм-м. Может, его все же сожрал крокодил», – улыбнулась я про себя.

Я не собиралась губить свою прическу и косметику, ныряя вниз головой, как остальные, так что, взяв свой стакан, я пошла обратно по мосткам, туда, где берег спускался к воде. Зайдя в воду, я изумилась, какая она теплая и какое у меня под ногами мягкое дно. Как громко поют сверчки, и сколько звезд в небе над головой.

Зайдя поглубже, я увидела наверху созвездие, о котором только слышала в школе – Кассиопею. Я просто подняла голову – и вот оно, надо мной. Не знаю почему, но от этого я разозлилась еще сильнее, чем раньше. Всю мою жизнь, подумала я, мне было не до поиска созвездий. Я думала, что со мной что-то не так. А оказалось, единственное, что со мной не так – мой чертов почтовый индекс.

Тут крики и смех отвлекли мое внимание от космоса, и я поглядела туда, где Трип в конце пристани пытался утопить Луиса и Бейкера. Все хохотали, ругались и брызгали в него водой, а он плавал вокруг на своем ките, мычал мелодию из «Челюстей» и хватал всех за ноги. Я бы тоже рассмеялась, если бы не была так зла.

И если бы у меня не захватило дыхание при виде двухметрового черноволосого полубога, восставшего из воды прямо передо мной.

Ганс появился из темноты со зверским выражением лица. Проведя руками по смоляно-черным волосам, он отбросил их назад. Вода струйками скатывалась с его мощной груди, напомнив мне о том, что не мешало бы прикрыть рукой свою грудь.

Так я и стояла, со стаканом в одной руке, по пояс в кишащей акулами воде, в ожидании, какую еще лапшу Ганс собирается повесить мне на уши. Я думала, что он начнет очаровывать меня, предложит разделить последнюю надувашку или что-то в этом роде.

Но я не думала, что он немедленно протянет руки к моим сиськам.

Я собралась было врезать ему и выплеснуть в лицо остатки своей виски-колы, но вдруг почувствовала влажный палец Ганса на своем шраме от трубок – ярко-красной полосе возле правой груди. Ощутила его ладонь на недавно заживших ребрах. Почуяла, как его душа, мой давний друг, старается исцелить меня извне.

Ганс поднял на меня серо-голубые глаза, обрамленные мокрыми черными кинжалами, и выдохнул сквозь безупречные губы:

– Это… От той аварии?

– Ага, – кивнула я. Мой голос прозвучал не громче шепота. – Но уже все прошло, – я сглотнула. – Все нормально.

Челюсть Ганса напряглась, ноздри расширились.

– Это не нормально.

Я вгляделась в его прекрасное, яростное лицо в темноте, стараясь отыскать созвездие в этой неразберихе. Я не понимала, о чем он. Не понимала, почему его прикосновение так знакомо, ведь мы с ним чуть больше, чем незнакомцы друг для друга.

Ганс прижался лбом к моему лбу и прорычал сквозь сжатые зубы два слова. Два слова, которые изменили все.

– Брось его.

«А?»

– Что?

Правая рука Ганса, вынырнув из воды, сжала мою грудную клетку с другой стороны.

– Брось его, Биби. Будь со мной.

– Кого брось? – спросила я, отстраняясь, чтобы получше разглядеть его лицо в темноте.