Вечер за вечером «Дикари» воровали успех у мистера Делгардо и его «Найтмеаз». Это вызвало трения, и через неделю от них избавились. Но Крису было плевать. Делгардо – дерьмо. Кроме того, служащий «Фордз рекордз» видел их выступление и подписал контракт на запись альбома. Разумные действия приносили плоды. Крис подспудно понимал, что на этот раз у них все выгорит.
Компания «Фордз рекордз» умела дергать за нужные веревочки, и «Дикари» сначала выпустили мини-диск. Были организованы интервью, встречи с репортерами, реклама и выступления на радио. Когда «Грязная мисс Мэри» начала завоевывать английскую аудиторию и стала хитом, они сделали шоу на телевидении. Через несколько недель песня заняла первое место. «Дикари» были наверху!
Крис часто вспоминал лицо матери, когда он сказал ей об этом. Она побледнела и схватила его за рукав рубашки:
– Значит, ваша песня продается лучше других?
– Да.
– Лучше, чем Джонни Рей?
– Мама, Джонни Рея давно нет. Она расцвела:
– Я горжусь тобой. Мы все гордимся.
Все, кроме Брайана, который относился к Крису как к сопливому младшему брату.
– Ты должен отложить деньги, – поучал Брайан. – Это долго не продлится.
Но это продлилось долго. «Дикари» выпустили еще два мини-диска, тоже ставшие хитами, а потом весьма удачный альбом. Теперь они заканчивали турне по Европе. Следующая остановка в Лондоне. После этого Крис планировал обсудить с ребятами, как покорить Америку.
Америка – это новый мир. И он жаждал познать его.
Рафаэлла, 1977
Мать решила, что Рафаэлле необходимо закончить школу благородных девиц, желательно в Швейцарии. Она остановилась на заведении в Л'Эвере, дорогой школе для девочек, расположенной в лесной провинции.
– Зачем это? – жаловалась Рафаэлла. – Мне почти семнадцать. Я уже стара для учебы.
– Еще год, а потом поступишь в подходящий колледж в Америке. Ты ведь этого хочешь?
– Если я выживу в Швейцарии, – стонала Рафаэлла. Мать легонько дотронулась до щеки дочери и улыбнулась.
– Ты обязательно выживешь, дорогая. Ты пошла в папу.
Рафаэлле было приятно, когда мать говорила об отце. Любое воспоминание о нем оставалось драгоценным. Когда Люсьен погиб, она была маленькой девочкой, но навсегда сохранила о нем яркие воспоминания.
Рафаэлла часто раздумывала, насколько иной была бы жизнь, останься он жив. Никакой Англии. Никакого замка в провинции. Никакого отчима. Никакого Руперта.
О… Руперт. Он стал Рафаэлле родным братом, и девушка очень любила его. Сейчас он путешествовал по Америке с рюкзаком и дочерью графа. Все надеялись, что они поженятся. Только не Рафаэлла: она берегла его для Одиль.
Школа благородных девиц оказалась настоящей тюрьмой: свет выключали в десять, всем правила невыносимая директриса. Рафаэлла занималась английским, итальянским, испанским, училась готовить, петь, вести себя в обществе и немного познавала историю искусства.
Пребывание там было ненавистным. К какой жизни ее готовят? Рафаэлла не собиралась выходить замуж за титулованного богача и проводить жизнь в роскоши, участвуя в благотворительности.
Она позвонила Одиль в Париж, чтобы пожаловаться:
– Я как в застенках.
– Тогда уезжай, – запросто предложила Одиль. – Колледж для дизайнеров, в котором я учусь, – самый лучший. Попроси маму, чтобы она разрешила тебе учиться вместе со мной. Здесь многому не научишься, зато полно талантливых мужчин.
– Она никогда не позволит. Я сделала ошибку, рассказав ей о том, что сделал на юге Франции этот старикашка из Нью-Йорка.
– Маркус Ситроэн – дурак. Он поступает так со всеми, даже с прислугой. Не нужно было говорить маме.
– Это понятно. Теперь она думает, что вас окружают одни извращенцы.
– Какая глупость. Может, мне попросить мою маму позвонить твоей?
– А это возможно?
– А почему бы и нет?
Изабелла Роне и леди Анна Эгертон проговорили долго. В результате Рафаэлла осталась в Швейцарии. Обе матери решили, что девочки не всегда влияют друг на друга благоприятно, хотя и дружат всю жизнь.
Так Рафаэлла промучилась в школе благородных девиц, ненавидя ее все больше с каждым днем. Ей нравились только уроки пения и хор. У девушки прорезался сильный голос, явно унаследованный ею от отца.
Некоторые ученицы оказались настоящими снобами и не хотели общаться с Рафаэллой лишь потому, что у нее темная кожа.
– Что, гуталином мазалась, дорогая? – однажды спросила Фенелла Стефенсон, одна из заводил, когда Рафаэлла выходила из душа.
– Что ты сказала? – переспросила Рафаэлла. Она потянулась за полотенцем и обвязалась им.
– Я думала, здесь строгие правила, – издевалась Фенелла. – Никаких негров!
Рафаэлла почувствовала, как кровь прилила к лицу. Фенелла была толстушкой.
– А я не знала другого, – сказала Рафаэлла приятным тоном. – Мне казалось, сюда не принимают жирных.
И тут разразилась драка. Они так яростно набросились друг на друга, что забыли о скромности. Полотенца упали, и дуэлянтки покатились по холодному каменному полу.
– Черная сука, – орала Фенелла.
– Толстая белая шлюха! – огрызалась Рафаэлла. Они бились, царапались и хватали друг друга за волосы.