Рок-звезда

— Ну почему пансион? — обиделась Рафилла. — Мне ведь уже почти семнадцать. Я слишком взрослая для пансиона.

— Ты пробудешь там только год, а потом я отправлю тебя в подходящий американский колледж. Ты ведь об этом мечтаешь, да?

— Если я выживу этот год в Швейцарии, — проворчала Рафилла.

Потрепав дочь ласково за щеку, мать улыбнулась.

— Ты выдержишь, дорогая, ты ведь так похожа на своего отца.

Рафилле нравилось, когда Анна говорила о ее отце. Она благоговела при каждом упоминании о нем, и, хотя Рафилла была слишком маленькой, когда погиб Люсьен, яркие воспоминания о нем жили в ее памяти.

Рафилла часто задавалась вопросом, насколько иной была бы ее жизнь, если бы отец остался жив. Не было бы Англии. Загородного замка. Отчима. Руперта.

Ах… Руперт. Он был ей настоящим родным братом, которого у нее не было. Рафилла очень любила Руперта. Сейчас он путешествовал по Америке с рюкзаком за плечами вместе с дочерью графа. Все надеялись, что они скоро поженятся. Все, кроме Рафиллы, которая в мыслях видела его мужем Одиль.

Пансион „Ле Эвир“ оказался самой настоящей тюрьмой, где в десять часов выключали свет, а руководила им очень строгая директриса. Рафилла посещала занятия по английской литературе, иностранным языкам — итальянскому и испанскому, домоводству, пению, этикету и истории искусств.

Она ненавидела каждую минуту, проведенную в пансионе. Для какой жизни ее готовили? Она вовсе не намеревалась выйти замуж за какого-нибудь богатого и титулованного мужа, жить в роскоши и заниматься благотворительностью.

Когда Рафилла звонила Одиль в Париж, то с горечью жаловалась подруге:

— Тут просто жуткая тоска.

— Так брось этот пансион, — дала простой совет Одиль. — Мой колледж дизайнеров самый лучший. Попроси маму, пусть разрешит тебе приехать сюда и учиться вместе со мной. Многому, правда, здесь не научишься, но сексуальный опыт приобретешь просто потрясающий!

— Она ни за что не разрешит. Тем более после того, как я по глупости рассказала ей о выходке того извращенца из Нью-Йорка. Ну, когда я отдыхала у тебя на юге Франции.

— Ох уж мне этот старый болван Маркус Ситроен! Он проделывает такие штуки со всеми, включая прислугу. Не надо было тебе говорить об этом матери.

— Знаю. Она теперь думает, что у вас там гостят сплошные извращенцы!

— Что за бред! Может быть, мне стоит позвонить своей матери, чтобы она попыталась уговорить твою освободить тебя из этой тюрьмы.

— Позвонишь?

— Почему бы и нет?

Между Изабеллой Роне и леди Анной Эгертон состоялась длительная беседа, в результате которой Рафилла все-таки осталась в Швейцарии. Обе матери пришли к выводу, что хотя их дочери и дружат всю жизнь, но все же они не лучшим образом влияют друг на друга.

Так что Рафилла продолжала влачить жалкое существование в „Ле Эвир“, с каждым днем ненавидя пансион все больше и больше, радуясь только урокам пения и занятиям в хоре. У нее был сильный, глубокий голос, несомненно доставшийся в наследство от отца.

Некоторые девушки в пансионе были просто ужасными задаваками, они с презрением относились к Рафилле, потому что кожа у нее была темнее, чем у них.

— В тебе есть примесь негритянской крови, милочка? — поинтересовалась как-то предводительница кучки тех самых задавак Фенелла Стивенсон, когда девушки принимали душ.

— Что? — переспросила Рафилла, кутаясь в полотенце и завязывая его на груди.

— Не мешало бы здесь иметь полицию, — фыркнула Фенелла. — Чтобы сюда не пускали черномазых.

Рафилла почувствовала, как красна прилила к лицу. Фенелла была слишком полной, и Рафилла решила отыграться на этом.

— Фанни, — произнесла она спокойным, глубоким голосом, — мне кажется, что им не стоило бы пускать сюда жирных.

Разразившаяся драка привела бы в возбуждение любого стороннего наблюдателя. Забыв о всяких приличиях, девушки налетели друг на друга, и прикрывавшие наготу полотенца свалились на холодный каменный пол.

— Черномазая сучка! — завопила Фенелла.

— Жирная белая лохань с дерьмом! — не осталась в долгу Рафилла. Они мутузили друг друга, драли за волосы, царапались.

Дерущихся обступила толпа возбужденных девушек, подбадривая их возгласами и советами. Ничто так не разгоняет скуку, как хорошая драка.

— Что здесь происходит? — раздался гневный голос воспитательницы, пробирающейся сквозь толпу к месту схватки.

Рафилла быстро подхватила с пола полотенце и завернулась в него.

— Извините, мадам, — ответила она. У Рафиллы была рассечена губа, а под глазом начал набухать синяк. — Я просто поскользнулась на кафельном полу, а Фенелла помогала мне подняться.

— Это правда, Фенелла? — громовым голосом потребовала ответа воспитательница, не поверив ни единому слову Рафиллы.

— Да, мадам, — подтвердила Фенелла, закутываясь в полотенце. Ее вполне устраивала ложь Рафиллы.

— Господи! — воскликнула Рафилла, глядя на воспитательницу широко раскрытыми невинными глазами. — Вам надо что-то сделать с этими скользкими плитками. Вы же не хотите, чтобы в один прекрасный день кто-нибудь подал на пансион в суд за это?