Другая угроза по-прежнему исходила от «анархистов и социалистов», поскольку филантропы Рокфеллеры отказывались признавать профсоюзы. «Поначалу, — говорил Джон Д., — всё прекрасно: они дают своей организации красивое имя и декларируют набор правильных принципов. Но очень скоро проявляется истинная цель их организации: делать как можно меньше и получать за это как можно больше». Вот куда пойдёт прибавка к зарплате? На кинематограф, виски и сигареты. День труда никогда не был выходным в Покантико, а группу работников, пожелавших объединиться в союз, сразу уволили. Гейтсу тоже было ясно как день: если профсоюзы «получат власть, они вознамерятся разграбить, конфисковать, поглотить без угрызений совести, жестоко, прожорливо всё достояние общества, если только смогут». Не остановятся и перед убийством...
А Рокфеллер, как мы помним, намеревался прожить 100 лет. Швейцарский психоаналитик Карл Юнг, осенью 1912 года находившийся в Нью-Йорке, после их встречи записал в дневнике: «Он почти исключительно озабочен своим телесным здоровьем, думает о разных лекарствах, новых диетах и, возможно, новых докторах!»
Юнг в своё время лечил Гарольда Маккормика от депрессии после смерти сына. Когда в сентябре он приехал в США, кузен Гарольда, Медилл Маккормик, совладелец «Чикаго трибюн», проходивший у Юнга курс лечения от алкоголизма, представил его Эдит, только что сбежавшей из клиники доктора Фурда в Катскильских горах. Юнг провёл с ней сеанс психоанализа. Живость ума Эдит произвела на него благоприятное впечатление, но её эмоциональное состояние показалось крайне нестабильным. Она рассказала, что ей приснилось дерево, расколотое молнией надвое, и Юнг поставил предварительный диагноз: латентная шизофрения. Эдит в самом деле переживала кризис, утратив точки опоры. Годом раньше она в последний момент без всяких объяснений отменила бал, на который созвала две сотни человек, а в этом году разочаровалась в религии и перестала ходить в церковь, что сильно испортило её отношения с отцом. Юнг ей понравился, поскольку придал новое направление её мыслям; Эдит тотчас предложила ему переехать со всей семьёй в Америку: она купит ему дом и поможет обзавестись практикой. Юнга покоробило от властного заявления женщины, которая думает, что может купить всё; американцев он считал пустыми и лишёнными корней, поэтому сделал ей встречное предложение: приехать в Цюрих для дальнейшего психоанализа.
Двадцатого октября Юнг провёл день с Эдит в Кайкате, воспользовавшись шансом поближе познакомиться с её отцом. «Рокфеллер — в самом деле просто гора золота, причём купленного дорогой ценой», — скажет он позже в цикле лекций «Современная психология». Джон Д. показался ему одиноким, одержимым собственным здоровьем и мучимым угрызениями совести. Рокфеллер ещё усугубил это впечатление, сказав, что австрийцы плохие, потому что заключили особый договор с Румынией, чтобы не платить за нефть ту же цену, что и все остальные люди в мире.
Эта встреча произошла менее чем через неделю после покушения на Теодора Рузвельта, пожелавшего вернуться в Белый дом. На праймериз в начале лета он набрал 278 голосов делегатов против сорока восьми у Тафта и тридцати шести у Лафолетга, однако на партийном конвенте в Чикаго кандидатом от республиканцев был назван Тафт. Рузвельт обвинил его в нарушениях при подсчёте голосов и сформировал собственную партию — Прогрессивную. Её программа называлась «Новый национализм» и предусматривала усиление роли государства в управлении экономикой, право рабочих объединяться в профсоюзы, право голоса для женщин, восьмичасовой рабочий день при шестидневной рабочей неделе, медицинскую страховку на предприятиях, право на пенсию, страхование от безработицы, введение подоходного налога и налога на наследство и т. д. 14 октября 1912 года Рузвельт собирался выступить с речью в Милуоки, штат Висконсин.
Перед тем как сесть в автомобиль, он снял правой рукой шляпу и помахал ею толпе, собравшейся его поприветствовать возле отеля «Гилпатрик». И тут вечерний сумрак разорвала яркая вспышка: человек, стоявший в двух метрах от Рузвельта, выстрелил в него из кольта. Мгновенно среагировавший стенограф применил к нему борцовский захват и заломил ему руку, помешав выстрелить во второй раз. На стрелка посыпались удары, толпа вопила: «Убить его!» Сохранял спокойствие только Рузвельт. «Не бейте его. Подведите его сюда, я хочу на него посмотреть. Зачем вы это сделали?» Ответа не последовало, и несостоявшегося убийцу передали в руки полиции.
Толстое пальто было пробито с правой стороны груди. Рузвельт покашлял три раза — кровь изо рта не идёт, значит, лёгкое не задето. Сопровождавший его врач велел шофёру направляться в больницу, но полковник Рузвельт отдал другой приказ: «Поехали говорить речь».