Я выстрелил в Анатоля цепью, но цепь обняла воздух. Анатоль в последний раз мелькнул над краем крыши — и пропал.
Сквозь пелену дождя мы увидели внизу магическое сияние.
— Дура-ак, — хватаясь за голову, простонал Боровиков. — Ой, дура-ак!
Добавить тут было нечего. Действительно — дурак. Хотя, справедливости ради — Анатоль самый слабый среди нас. В отличие от Корицкого, с его-то девятым уровнем! И для Анатоля это — первая Игра.
— Ладно. Нет худа без добра, — сказал я. — Зато теперь мы точно знаем, что поскальзываться нельзя ни в коем случае. Падение — это почти стопроцентное выбывание! Идём, как альпинисты в связке. Держимся друг за друга! Каждый следующий — за предыдущего.
Кристина ухватилась за мою куртку — ещё полчаса назад принадлежавшую Анатолю. Боровиков вцепился в рукав Кристины.
Шли мы, будто процессия, состоящая из слепцов — медленно, осторожно, перед тем, как сделать шаг, пробовали ногой поверхность впереди себя. Так и добрались до края крыши.
Чтобы увидеть, что от соседней крыши её отделяет добрый десяток метров.
Боровиков присвистнул:
— Ну, дела!
Я ему мысленно поаплодировал — сам бы выразился гораздо цветистее.
— Что будем делать? — спросил Кристина.
— Вариантов два, — я рассматривал соседнюю крышу. — Первый, долгий: я перебираюсь сам, потом по одному перетаскиваю вас.
— А второй?
— Второй: я натягиваю между крышами цепь, и мы перебираемся на ту сторону на руках.
Я думал почему-то, что Кристина вздрогнет: высота всё-таки приличная. Представить под ладонями скользкую от дождя цепь, а себя — болтающейся над улицей на высоте шестого этажа — удовольствие ещё то.
Но вместо Кристины вздрогнул Боровиков. Спросил:
— А больше никаких вариантов нет?
— Увы. А ты что, высоты боишься?
— Не боюсь. Но всё равно, как-то неуютно… Ладно, — встряхнулся он. — Раньше начнём — раньше закончим. Бросай цепь.
— То есть, выбираем второй вариант?
— Да.
— Единогласно? — я посмотрел на Кристину. — Может, всё-таки…
— Второй, — твёрдо сказала она. — Мы не можем себе позволить терять время. Да и ты потратишь кучу сил, пока будешь нас таскать.
— Тоже верно, — согласился Боровиков.
Я кивнул.
Цель уже наметил — здоровенную каминную трубу на соседней крыше, ближайшую к нам. Цепь крепко обвила трубу. Другой конец я закрепил со своей стороны, обмотав его о выступающий водосток.
— Я перелезу первым, — сказал Боровиков, — потом подстрахую Кристину.
Он решительно ухватился руками за цепь. Соскользнул со ската крыши и повис над улицей.
— Держись ещё и ногами, — посоветовал я. — Сумеешь?
— Попробую, — прохрипел Боровиков.
Раскачавшись, закинул на цепь ноги. И ползком двинулся через улицу.
Соседняя крыша была едва видна из-за стены дождя. И Боровиков тоже, чем дальше отодвигался от нас, тем всё хуже становился виден. Цепь переливалась в дождевой пелене призрачным светом — и от этого происходящее казалось каким-то нереальным.
— Ну, что же он молчит?! — сжимая мою руку, прошептала Кристина. — Неужели сорвался?
— Если бы сорвался, была бы вспышка. А её нет. Значит, пока просто не добрался.
Я успокаивал Кристину, а у самого кошки на душе скребли не меньше, чем у неё.
Боровиков — крепкий парень и опытный игрок, но он ползёт под тропическим ливнем (мне доводилось бывать в тропиках, знаю, о чём говорю) через улицу на высоте примерно тридцати метров. Сверху льёт, под ладонями — скользкая цепь. Да ещё и не видно ни хрена — ну, полный джентльменский набор! Дай вам бог здоровья, организаторы…
Светящаяся цепь дрогнула, закачалась. И сквозь шум дождя пробился голос Боровикова:
— Дошёл!
Я рассмотрел на краю крыши его размытый силуэт.
— Ох, — выдохнула Кристина. — Слава Богу! Всё, теперь я, — она присела на край ската, ухватилась за цепь и легко соскользнула вниз.
И тут же, так привычно, будто выполняла это упражнение на скользкой цепи под дождем каждый день, принялась перебирать руками.
Я мысленно зааплодировал. Ну, хоть за кого-то можно быть спокойным!
Через три минуты на соседней крыше рядом с Боровиковым появилась Кристина.
— Дошла, — прокричала она.
— Вижу, — улыбнулся я. — Умница, — и взялся за цепь сам.
Десяток метров — ерунда. Окажусь на той стороне даже быстрее, чем Кристина. Тем более, что у меня есть очевидное преимущество — мне подчиняется цепь. А значит, маршрут можно сократить.
Когда до соседней крыши оставалось метра два, я заставил тот её конец, что был закреплен позади меня, отцепиться. Собирался, повиснув на краю, заставить цепь забросить меня наверх. Это меня и спасло.
Цепь позади ослабла, отпуская водосток, и укоротилась. Я повис вдоль стены дома. И в ту же секунду мимо меня с диким воплем пролетел Боровиков.
Если бы я остался на месте — там, где мгновение назад держался за натянутую цепь, — сейчас за неё уже бы не держался. Массивное тело Афанасия снесло бы меня, будто пушинку.
Кто-то другой, не обладающий моим зрением, решил бы, вероятно, что Боровиков сорвался. Я же разглядел, что из груди у него торчит стрела.
Заорал:
— Кристина! В укрытие!
А сам уже раскачивался, одновременно с этим заставляя цепь становиться всё короче.