Рокировки

Когда он вышел, я встал. На стене в рамке висела большая фотография супругов в свадебном наряде. Тони похож на мать. Девушка была капризная, с властным характером. Фотографии Тони младенческих и школьных лет. Он любил фотографироваться. Но всегда нахмуренный. Смотрит исподлобья, точно зверек.

Хозяин вошел, неся блюдо, на котором лежали три грозди винограда — полные, сочные, глянцевито-влажные гроздья.

— Угощайтесь, пожалуйста.

— Не собрали урожай?

— Может постоять еще несколько дней.

— Виноградом в основном занимаетесь?

— И виноградом, и овощами, и пчелами. Тони посмеивается над моими увлечениями, однако от медка не отказывается.

— Он говорил, что и вы, и жена ваша — учителя.

— Всю жизнь учительствуем.

— А почему об этом — иронично?

— Полагаю, Тони мог говорить вам об этом даже со стыдом.

— Нет, не так: просто он считает, что вы растратили способности, работая сельским учителем.

— Что же мне, ради городской жизни стать инспектором? Чиновником в отделе просвещения.

— О матери Тони говорит, что она… как бы сказать… амбициозна.

— Жене моей следовало родиться мужчиной. Если не партийным лидером, то уж председателем профкома. Ну, на худой конец — директором библиотеки. Из-за ее общественной работы дома непорядок. У вас есть дети?

— Девочки-близнецы и сын.

— Браво. Мы с женой не могли найти общего языка в этом вопросе. Одного ребенка, считала она, вполне достаточно. Если детей больше, невозможно, дескать, гарантировать им хорошее будущее. А я думаю, если в семье один ребенок, он привыкает к тому, что безоговорочно удовлетворяются все его капризы.

— Но у Тони действительно хорошее будущее.

— Не хорошее — отличное! Да, всем приятно: и мне, и жене, и всем родным, — когда мы видим его фамилию в газетах. И земляки звонят — мол, прочитали то, что он написал… Все это хорошо, только он в столице, а мы, старики, в одиночестве здесь, в деревне.

— И вы можете поехать в столицу.

— Чтобы скорее отдать концы? — перебил он. — У нас здесь корни, здесь нам жизнь доживать.

— Почему? Тони женится, о вас будет заботиться сноха.

— Где вы таких городских снох видели, чтобы присматривали за деревенскими свекром и свекровью? Я о таких что-то не слыхивал.

— А встречали вы когда-нибудь образованного человека, который живет в городе, а женился на деревенской?

— Может, вы и правы. Что, пришло Тонино время? На свадьбу вас приглашает?

И он туда же… Сегодня никто не спрашивает у своего отца, жениться ему или нет. Никто не спрашивает его мнения о своей избраннице.

Пожалуй, пора было сменить тему, и я спросил:

— А почему Гриша и Тони так рано уехали?

— Не знаю. Спешили в Софию. Такие уж вы, люди большого города. И день и ночь у вас заботы да хлопоты.

Мне давно хотелось задать ему главный вопрос — с той секунды, когда, проходя через террасу, я охватил взглядом длинные нити сушеных грибов. И вот, не дослушав сетований старика, я спросил:

— Вы сушите грибы? Есть они тут в окрестностях?

— Есть, но осень нынче такая засушливая — только две недели назад прошел дождь, нам, грибникам, на радость.

— Вы заядлый грибник?

— И грибник, и рыбак.

— Сына, верно, тоже заразили этими страстями?

— В рыбалке — не преуспел, но в грибах Тони кумекает лучше меня. Знаете, как в той сказке: подросли птенцы… Ну и так далее.

Когда я вернулся домой, дети только что посмотрели «Спокойной ночи…», и Лена укладывала их. Сынишка был уже в постели, но, завидев меня, таинственно приложил палец к губам и тихо позвал:

— Пап! На минуточку!

Я сел рядом, а он бросился на меня, повалил на спину и крикнул:

— Признаешь себя побежденным?

— Нет!

— Тогда защищайся!

Близнецы только того и ждали: через минуту-другую все мои ребятишки сидели на мне верхом, страшно довольные своей победой.

Лена сдержанно улыбалась, наблюдая за нами.

Повелев наконец своим чадам ложиться спать, мы с Леной ушли в кухню.

— Хоть изредка вспоминают, что у них есть отец, — сказала моя жена.

Она уже не злилась, не укоряла меня — так, бормотала привычные слова.

— Сегодня и ты вспомнишь, что я у тебя есть.

— Что за настроение?

— Отличное!

— Слава богу. А то у меня все время сердце сжимается. — Лена села, будто мгновенно лишившись сил, но тут же вскочила и засуетилась: — Ты ужинал? Я сейчас разогрею…

4

В понедельник утром возле бюро пропусков меня ждала Роза Младенчева — «брильянтовая» дама. Туалет ее резко отличался от того, который я видел несколько дней тому назад в редакции, и сейчас я даже заколебался, она ли это. Ни цыганской прически, ни заколок с бриллиантами, ни серег. Волосы гладко зачесаны и собраны в пучок. Лицо посеревшее, неспокойное.

Милиционер в дежурке, приподнявшись из-за стола, высунул голову в окошко:

— Товарищ Хантов, вас ждут! — И показал на нее взглядом.

Я остановился, она подошла ближе. Я соображал: я с ней не знаком. Допустим, она знает меня со слов своего приятеля — только имя, разумеется, а что он мог сказать обо мне, едва ли отгадаешь…

— Вчера в первом районном управлении мне велели обратиться к вам, — сказала посетительница.

Я ничего не поручал районному управлению.

— По какому поводу?

— У меня украли украшения.