Рокоссовский

Получив передышку, армия пополнялась, приводила в порядок свои части. Пополнение производилось в значительной степени за счет людей, вышедших из окружения. Даже сейчас, в августе – сентябре 1941 года, через фронт пробивались группы, иногда довольно значительные, бойцов и командиров, оставшихся в первые недели войны в тылу врага и упорно, на протяжении месяцев, двигавшиеся к своим, к Красной Армии. Идти приходилось нередко от самой границы. И все же советские бойцы и командиры шли на восток. Некоторые группы выходили из окружения как организованные военные подразделения – во главе с командирами и с оружием в руках. Но было немало и таких, кто переходил линию фронта безоружным, без обмундирования. Таких необходимо было вооружить, а оружия и боеприпасов в те месяцы у Красной Армии не хватало. Из положения выходили всякими путями, вплоть до того, что в тыл врага посылались группы бойцов, собиравших на полях сражений оставленные там оружие и боеприпасы. Таким образом 16-я армия приобретала винтовки, пулеметы, минометы, боеприпасы к ним. Иногда удавалось вывезти даже 45-миллиметровые орудия.

Командарм целыми днями находился в частях. Чаще всего для наблюдения за противником Рокоссовский использовал пункты, оборудованные в дивизиях. Особенно нравился ему НП, устроенный артиллеристами на верхнем этаже и на трубе ярцевской фабрики, откуда открывался прекрасный обзор неприятельских позиций. Но добираться к этому НП было сложно и опасно: приходилось свыше километра ехать низиной, по которой немецкие артиллеристы хорошо пристрелялись. Одиночная машина с командующим армией и начальником артиллерии, мчавшаяся со всей возможной скоростью, была достаточно заманчивой целью для немецких артиллеристов, и каждый раз на глазах немецких и советских солдат разыгрывался поединок, не совсем обычный для командиров ранга Рокоссовского. К счастью, все обходилось благополучно.

Бывая в частях, командарм обязательно добирался до переднего края. Здесь он обходил окопы, беседовал с бойцами, расспрашивал их, как они питаются, есть ли письма из дому, давно ли мылись в бане. Очень внимательно беседовал Рокоссовский и с командирами. Его интересовало все: как устроен быт на передовой, чувствуют ли себя командиры уверенно в бою, не обидел ли кто его подчиненных, не нужно ли чем помочь. Всегда чуткий к человеческому несчастью, командарм очень остро реагировал в тех случаях, когда встречал клевету и несправедливость.

Однажды прокурор армии во время доклада попросил санкции командарма на предание суду военного трибунала старшины, обвиняемого в мародерстве. Разговор происходил в присутствии члена Военного совета Лобачева.

– Мародерство? – переспросил командарм, откладывая в сторону оперативную сводку. – Странно... Доложите подробнее.

– Старшина роты похитил в колхозе Ярцевского района две швейные машины.

– И что сделал с ними? Отправил домой?

– Нет, насколько можно судить по материалам, оставил при себе.

– Оставил при себе, в роте? Швейные машины?

– Да.

– Тут что-то не так... Как считаешь, комиссар?

Лобачев уже был знаком с этой манерой командарма: когда Рокоссовский встречался со случаем, задевавшим его, он начинал величать Лобачева «комиссаром.».

– Может быть, послушаем старшину, Константин Константинович? В нашей 16-й армии еще до войны стало правилом: не отдавать военнослужащего под суд, пока командир или комиссар не поговорят с ним.

– Правильно. Доставьте старшину в нам, – приказал Рокоссовский.

Спустя некоторое время в штаб привели старшину.

– Расскажите, как было дело, – сказал Рокоссовский.

– Товарищ генерал, полк на Ярцевской мануфактуре бязи получил. Для всех бойцов по лишней паре нательного белья сшить можно, да не на чем. Я и отправился в колхоз, к председателю обратился: выдели, мол, для нужд Красной Армии пару швейных машин. Он со мной по избам пошел. Одна колхозница согласилась: «Бери, сынок, у меня на войне и муж и сыновья». Только я погрузил машинку на подводу, а тут другая несет тоже. Я взял и у нее. Отвез к себе, рубашки уже шить начали. А тут: мародерство...

Рокоссовский повернулся к прокурору.

– Так что же? Это мародерство? Старшину надо благодарить, поощрить надо. За инициативу. А вы, товарищ прокурор, простите меня, в деле не разобрались и сразу – под суд! – И он повторил, стуча ребром ладони по столу: – Не ра-зо-бра-лись! Приказываю немедленно старшину освободить. – И, обращаясь к Лобачеву, добавил: – Алексей Андреевич, укажите, пожалуйста, комиссару дивизии, чтобы не допускал произвола! Вы только подумайте! Народ заботится об армии, а тут...