Рокоссовский

Вскоре Рокоссовский и Жуков отправились на КП фронта, находившийся на левом фланге, недалеко от берега Волги. К ночи сюда возвратился и Гордов.

— Я приказал войскам перейти к обороне, — начал он докладывать Жукову. — Они понесли потери, но нигде прорвать оборону противника не смогли.

— Чем вы объясняете это? — Голос представителя Ставки был суров.

— У меня недостаточно артиллерии и минометов. Плохо с боеприпасами. Но главное — спешка! Не было возможности организовать взаимодействие, войска вступали в бой без подготовки, по частям.

— Кто же в этом виноват? — настаивал Жуков. Гордов ответил:

— Я докладывал в Ставку, что времени на подготовку операции дали мало, но мне было приказано наступать немедленно.

В разговор вступил Рокоссовский, дотоле молчавший:

— Я считаю, Георгий Константинович, что наскоками нельзя действовать. Они не дадут результата. До тех пор пока операция не будет тщательно подготовлена и обеспечена всем необходимым, ничего серьезного мы здесь не добьемся.

Это Жуков понимал и сам.

— Пожалуй, вы правы. Но мы не можем оставить без активной помощи Сталинград. Город невозможно будет удержать. Приказываю вам принять командование фронтом. Активных действий не прекращать, иначе противник перебросит силы отсюда на штурм Сталинграда.

— Георгий Константинович, — продолжал Рокоссовский, — выводы генерала Гордова обоснованны, я их поддерживаю. Прошу предоставить мне возможность самому командовать войсками фронта. Ставка дала мне задачу, и я буду выполнять ее, сообразуясь с обстановкой.

— Иначе говоря, — засмеялся Жуков, — вы считаете, что мне здесь незачем оставаться? Я сегодня же улетаю.

В тот же день представитель Ставки отбыл в Москву. Так, 1 октября 1942 года генерал-лейтенант Рокоссовский приступил к командованию Донским фронтом. О настроениях и чувствах, с которыми он начинал свою работу под Сталинградом, можно судить по письму, отправленному им вскоре после прибытия на Донской фронт жене и дочери:

«Дорогие мои!

Перелет к новому месту совершил благополучно. Уподобился перелетной птице и потянул на юг.

К работе приступил с первого же дня и со всем остервенением и накопившейся злобою направил усилия на истребление фрицев — этой проказы. Прежняя вера в то, что недалеко то время, когда эта проказа будет уничтожена, не покидает меня, а с каждым днем все усиливается. Наступит время, и фрицы будут биты так же, как били их при Александре Невском («Ледовое побоище»), под Грюнвальдом и еще много кое-где.

Теперь немного о себе. Здоров и бодр. Несколько дней жил в балке, в землянке, чаще бывал в разъездах. Теперь живу временно в деревянном домике. Вот это подлинная избушка на курьих ножках. Возможно, в недалеком будущем условия улучшатся, но некоторое время еще придется возвращаться в землянку.

Здешняя местность — это копия Даурии. И, когда я вылез из самолета, невольно стал искать глазами даурский городок. Растительности никакой. Голые сопки и степи. Уже несколько дней дует сильный ветер и поднимает столбы пыли. Придется заводить себе очки, а то начали болеть глаза. Зато зубы чистить не надо — прочищаются песочком, который постоянно трещит на зубах.

По вас скучаю очень сильно. Эта тоска еще усиливается сознанием большой удаленности... Душою же чувствую вас рядом с собой. Как живете вы? Пишите обо всем. Буду рад получить от вас весточку. Сознание того, что там, вдали, живут дорогие мне два существа, думающие обо мне, вливает тепло в мою душу, придает мне бодрости и сил.

Ваш К. Рокоссовский».