Рокоссовский

Объяснение подобной слепоты гитлеровских генералов следует искать в их самоуверенности. Находясь под гипнозом собственных успехов, стратеги ставки вермахта не могли взглянуть на окружающую обстановку глазами непредубежденного человека. Вот верховный главнокомандующий вооруженных сил Германии, то есть Адольф Гитлер, отдает еще 14 октября приказ о переходе к стратегической обороне и подготовке к зиме: «Летняя и осенняя кампания этого года, за исключением отдельных еще продолжающихся операций в намечаемых наступательных действий местного характера, завершены. Достигнуты крупные результаты... Успехи командования и войск... вселяют уверенность, что и в последующий период настоящей войны немецкий народ может в любых обстоятельствах положиться на свою армию... Сами русские в ходе последних боев были серьезно ослаблены и не смогут зимой 1942/43 года располагать такими же большими силами, какие имелись у них в прошлую зиму. В отличие от минувшей, эта зима не может быть суровой и тяжелой...»

В этом приказе Гитлер действительно обнаружил выдающиеся качества метеоролога: зима 1942/43 года была мягче предыдущей. Но вот его стратегическое «предвидение» подвело и вермахт, и его самого — всю зиму фашистским войскам предстояло отступать, оставляя огромные, захваченные ранее территории, и усеивать поля сражений убитыми солдатами и разрушенной техникой.

День 19 ноября в гитлеровском рейхе прошел спокойно. «Фёлькишер беобахтер» в этот день напечатала речь Геббельса, произнесенную накануне в Дуйсбурге: «Цель на востоке ясна и непоколебима: советская военная мощь... должна быть полностью уничтожена». А. Розенберг делился с читателями успехами «продолжающегося строительства на востоке», то есть организацией грабежа на захваченных территориях и уничтожения советских людей. Только короткое сообщение напоминало о «слабых советских ударах под Сталинградом».

Для командующего Донским фронтом день 19 ноября начался рано: в половине шестого утра следовало выехать на вспомогательный пункт управления в 65-й армии, чтобы оттуда наблюдать за действиями войск. Трудно сказать, спал ли в эту ночь Рокоссовский, да и все работники штаба. Каждый из них, и в первую очередь командующий, сознавал важность, историческую значимость того, что должно было произойти. Наступал праздник и на нашей улице, праздник, которого так долго ждали и к которому так тщательно готовились.

Штабные машины отправились в точно намеченный срок. Ехали быстро: Рокоссовский любил скорость. Но не сделали и трети пути, как повалил густой крупный снег и возглавлявший колонну проводник-полковник сбился с дороги: ориентироваться на ровной, заснеженной степной местности, да еще в снегопад, было сложно. На ВПУ добрались лишь минут за 20 до начала артподготовки. Выходя из машины, Рокоссовский усмехнулся и кивнул головой в сторону подскочившего с докладом о прибытии на место полковника:

— Поплутал наш проводник! Ну ничего, с кем не бывает.

К этому времени снег валил не переставая. Он смешивался с туманом, видимость не превышала 250 метров. В таких условиях действия артиллерии очень затруднены. Предстояло решить, что делать.

— Опять синоптики нас подвели. А ведь обещали хорошую погоду! — сказал Рокоссовский. — Что будем делать? В такую погоду действия авиации, по-видимому, исключены, — добавил он, обращаясь к командующему 16-й воздушной армией С. И. Руденко.

— Я только что по радио говорил со своим штабом, — ответил тот. — Метеорологическая обстановка плохая. В ближайшие часы авиацию использовать не удастся. — Было видно, что Руденко говорит это скрепя сердце.

— Ну что ж, теперь все зависит от артиллерии, как она подготовилась. Начнем точно в срок.

Последние минуты тянулись невероятно долго, казалось, что время остановилось. Но вот ровно в 7.30 туманное утро огласилось громом канонады. Тотчас же загудела земля и справа: соседняя 21-я армия Юго-Западного фронта также начала артподготовку.

Все присутствовавшие на ВПУ были опытными и видавшими виды военными людьми, они знали, что такое артиллерийский огонь и какое воздействие он производит на противника. Но то, что происходило сейчас перед ними, даже они видели впервые. Воздух был переполнен грохотом: во время огневого налета каждую минуту артиллерия производила 5—6 тысяч выстрелов. На слух можно было различить резкие выстрелы пушек, глуховатое уханье гаубиц и частое покрякивание минометов. Бог войны проламывал оборону противника.

80 минут продолжалась артиллерийская подготовка. В 8 часов 50 минут до слуха Рокоссовского и его товарищей долетели раскаты «ура» и лязг гусениц — в атаку пошли пехота и танки. Досада охватила Рокоссовского: туман все еще полностью скрывал поле сражения, и многочисленные оптические приборы на наблюдательном пункте ничем не могли помочь.