Рокоссовский

«К началу сентября 1929 года Особая Дальневосточная армия завершила развертывание своих сил. Войска были разделены на две оперативные группы: Приморскую и Забайкальскую. Приморская группа сосредоточивалась на никольско-уссурийском направлении. Забайкальская выдвигалась на чжалайнор-маньчжурское направление… 5-я Отдельная Кубанская кавалерийская бригада, включенная в состав Забайкальской группы, сосредоточилась в поселке Абагайтуевский.

К нам приехал член Реввоенсовета СССР — начальник Политического управления РККА А. С. Бубнов. Выступая перед командным составом бригады, он обратил наше внимание на то, что Советское правительство сделало все, чтобы предотвратить вооруженный конфликт на Дальнем Востоке, однако китайские милитаристы и их союзники белогвардейцы наглеют с каждым днем. Мы и сами это чувствовали, своими глазами видели, как они обстреливали советские пограничные села, убивали мирных жителей, уничтожали скот, срывали уборку урожая.

Терроризированные частыми огневыми налетами, жители станицы Олочинская обратились с письмом к Председателю ЦИК СССР М. И. Калинину, требуя защиты и возмездия. В качестве меры возмездия и был предпринят удар по китайской крепости Шивей (Шивейсян). Наносился он 73-м кавалерийским полком при поддержке моей батареи.

Стояла поздняя дождливая осень. Нам пришлось совершить изнурительный марш по затопленной долине Аргуни. Люди и лошади выбивались из сил. Отсырели дистанционные трубки шрапнелей; по прибытии в станицу Олочинская мы вынуждены были спешно менять в них порох.

Для огневых позиций батареи я облюбовал заросшую гаоляном высотку, чуть правее станицы. Правда, надо было приложить немалые усилия, чтобы затянуть туда пушки. Зато крепость противника была как на ладони. Она представляла собой четырехэтажное сооружение, увенчанное наблюдательной вышкой. На каждом из этажей виднелись пулеметные амбразуры. Обнаружили мы и бомбометную батарею.

— Велик ли гарнизон крепости? — спросил я начальника нашей погранзаставы.

— В недалеком прошлом не превышал взвода, но в последние дни увеличился, наверное, до батальона: в крепость проследовало несколько конных и пеших отрядов.

— Где их лошади?

— Вероятно, во дворе.

С наступлением темноты орудийные расчеты собственными руками стали вкатывать пушки на высоту. Всю ночь на руках же подносили боеприпасы. Перед рассветом батарея была готова к открытию огня. И тут появился командир бригады.

— Молодцы! — похвалил он. — Хорошо устроились.

Из крепости, очевидно, заметили передвижение наших конников и обстреляли Олочинскую из пулеметов.

— Ну что же, товарищ Хетагуров, — повернулся ко мне Рокоссовский, — пора и вам начинать.

Батареи ударили по амбразурам крепости, затем по наблюдательной вышке. Били мы зажигательными снарядами, и после первых же залпов над крепостью возникло зарево пожара.

— С пламенным приветом! — шутили батарейцы. А я продолжал подавать команды:

— Первому и второму орудиям — по бомбометам, третьему и четвертому — шрапнелью по двору!

В крепости началась паника. Уцелевшие чанкайшисты выскакивали из нее, пытались спастись бегством. Но два эскадрона 73-го кавполка уже переправлялись вплавь через холодную и бурную Аргунь…

В разгромленной крепости было подобрано 77 трупов, захвачено 62 раненых, и только пять человек попали в плен невредимыми. В числе наших трофеев оказались 2 орудия, 6 бомбометов, 10 пулеметов, 300 винтовок, более 1000 мин, 720 артснарядов, 20 ящиков ручных гранат, 120 ящиков винтовочных патронов, значительные запасы муки, пшена, риса. Оружие мы передали пограничникам, продовольствие — населению Олочинской. А крепость взорвали.

Рокоссовский поблагодарил всех участников этого боя за успешное выполнение поставленной задачи, особо отметив заслуги артиллеристов. От него пошло и название высоты, на которой располагались наши огневые позиции: с тех пор она именуется Батарейной.

Но нас уже поджидало более сложное боевое дело. За поражение под Фукдином и Мишаньфу китайские милитаристы явно стремились взять реванш в Забайкалье, и вся наша Забайкальская группа войск под командованием комкора С. С. Вострецова была наготове. Группу эту составляли: три стрелковые дивизии (21-я Пермская имени С. С. Каменева, 35-я Сибирская и 36-я Забайкальская Краснознаменные), 5-я Отдельная Кубанская кавалерийская бригада, Отдельный Бурят-Монгольский кавалерийский дивизион, два бронепоезда, бронедивизион и Читинский авиаотряд. Суммарно тут имелось: чуть более шести тысяч штыков и 1600 сабель, 88 орудий разных калибров, 330 станковых и 166 легких пулеметов, 9 танков, 32 самолета.

Противник же к началу ноября сосредоточил на чжалайнор-маньчжурском направлении шесть пехотных бригад, кавдивизию, два бронепоезда, саперные и другие технические подразделения, а также несколько отрядов, сформированных из русских белогвардейцев. В целом эта группировка насчитывала 28 450 штыков и сабель, 96 пулеметов, 96 бомбометов, 42 орудия, 2 бронепоезда и 5 самолетов.

Из приведенных данных видно, что китайская сторона имела большое численное превосходство в живой силе, но уступала нам в техническом оснащении. Командующий войсками противника на чжалайнор-маньчжурском направлении генерал-лейтенант Лян Чжуцзян хвастал: „Я не сомневаюсь в том, что мы разобьем Красную Армию и дойдем до Читы“. А действовавший под его эгидой агитационно-пропагандистский отряд многочисленные свои листовки с призывом к „уничтожению СССР“ дополнял географической картой, на которой советское Приморье, Приамурье и Забайкалье, так сказать, авансом были включены в границы Китая.

Дальнейшее промедление с нашей стороны становилось опасным, и Реввоенсовет Особой Дальневосточной армии принял решение об упреждении удара противника. Замысел Чжалайнор-Маньчжурской операции, спланированной под руководством В. К. Блюхера, сводился к следующему: надежно прикрывая главными силами Читу, предпринять глубокий обходный маневр, прорваться севернее города Маньчжурия к городу Чжалайнор, рассечь таким образом группировку противника и уничтожить ее по частям.

В состав обходящей подгруппы включались: 35-я Сибирская Краснознаменная стрелковая дивизия, 5-я Отдельная Кубанская кавалерийская бригада и Отдельный Бурят-Монгольский кавалерийский дивизион.

Операция началась 17 ноября 1929 года. Под покровом ночи наша бригада вышла из станицы Абагайтуевская и двинулась вдоль восточного берега Аргуни, в тыл чжалайнорской группировке противника. Стоял крепкий мороз. Дул сильный встречный ветер. Даже полушубки не согревали людей.

Километрах в семи от Абагайтуевской был объявлен короткий привал. Последовало распоряжение обмотать кошмой копыта лошадей и колеса орудий, зарядных ящиков, повозок, чтобы бесшумно переправиться по льду через Аргунь.

Лед был еще очень тонок: нет-нет да пробьет его лошадь копытом или продавит колесо орудия. И все-таки к рассвету мы оказались на китайской территории, а еще через несколько часов передовые эскадроны и моя батарея вышли к железной дороге Чжалайнор — Харбин.

Специально выделенный полуэскадрон конников уже рвал телеграфные и телефонные провода, когда со стороны Чжалайнора появился курьерский поезд. И тут же я увидел рядом с собой, верхом на коне, комбрига К. К. Рокоссовского.

— Товарищ Хетагуров, надо остановить поезд. Только не стреляйте по вагонам, — приказал он.

Я развернул батарею и открыл огонь по насыпи железной дороги. Прогремел первый залп. Небольшой перелет. При втором залпе — прямое попадание. Паровоз прополз еще несколько метров по развороченным шпалам и остановился, сдерживая налезавший на него почтовый вагон. Из других вагонов высыпали китайские солдаты и офицеры. Беспорядочно стреляя, они бросились в разные стороны. Их атаковали сабельные эскадроны, которые затем моментально окружили весь железнодорожный состав. В числе сдавшихся в плен оказался и генерал, судорожно прижимавший к груди пухлый портфель. Генерала привели к Рокоссовскому. Из портфеля пленного были извлечены важные документы, раскрывавшие авантюристические планы китайских милитаристов по захвату советского Забайкалья…

Перевалив через железную дорогу, части 5-й Кубанской кавбригады вышли на тылы 17-й пехотной бригады противника, оборонявшей Чжалайнорский узел сопротивления. Начались контратаки. Одновременно открыла сильный огонь вражеская артиллерия.

Пока наш 73-й кавполк отражал контратаку китайской пехоты, на фланге его развернулись крупные силы неприятельской конницы.

— Хетагуров, выручай! — крикнул мне командир полка Макар Якимов.

Батарея ударила по китайской коннице картечью и буквально скосила тех, кто мчался впереди. Остальные некоторое время еще продолжали движение и тоже „отведали“ нашей картечи. Возникшим у противника замешательством не замедлил воспользоваться 73-й кавполк: он довершил бой лихим сабельным ударом. Враг оставил на поле боя до двухсот убитых и раненых. Из уцелевших китайских конников тридцать девять человек сдались в плен.

Гораздо драматичнее развивались события на участке 75-го кавполка, действовавшего против белогвардейской конницы. Мне до того никогда не приходилось видеть такой яростной рубки. Велики были потери белогвардейцев, но и 75-й кавполк потерял при этом свыше семидесяти человек, в том числе лучшего командира эскадрона, кавалера двух орденов Красного Знамени, близкого моего друга Ф. И. Пилипенко. Он был тяжело ранен разрывной пулей и скончался на операционном столе.

Были потери и в нашей батарее, которая помогала 75-му кавполку: четверо ездовых получили ранения, из строя выбыли двадцать лошадей.

Только к вечеру 5-я Кубанская кавбригада вместе с подошедшими частями 36-й Забайкальской стрелковой дивизии овладела станцией Чжалайнор и прилегающим к ней железнодорожным поселком. Главные силы бригады заняли рубеж Фазан, Нос, Кривая, выдвинув заслоны в направлении крепости Любенсянь.

А тем временем 36-я стрелковая дивизия вышла на южный участок Маньчжурского укрепленного района и соединилась там с 21-й Пермской Краснознаменной стрелковой дивизией, блокировавшей этот же укрепрайон с запада и юго-запада. Таким образом, в окружении наших войск оказалась вся чжалайнор-маньчжурская группировка противника. Ей были отрезаны все пути отхода.

Во избежание напрасного кровопролития комкор С. С. Вострецов предъявил окруженным ультиматум о безоговорочной капитуляции. Однако командующий китайскими войсками генерал Лян Чжуцзян капитулировать отказался.

На следующий день бои вспыхнули с новой силой. Частью сил противник попытался прорваться из окружения в направлении села Нос, где располагался Бурят-Монгольский кавдивизион. Сюда же подошла и наша батарея. Развернувшись, она дала четыре залпа шрапнелью. Китайцы бросились врассыпную, часть из них залегла.

В этом бою отличился командир Бурят-Монгольского кавдивизиона Бусыгин: несмотря на 30-градусный мороз, он приказал своим конникам снять полушубки и повел их в атаку в одних гимнастерках.

— Что он делает? Заморозит же людей! — возмущался К. К. Рокоссовский, прибывший на мой наблюдательный пункт.

Потом Бусыгину пришлось оправдываться:

— Какая, товарищ комбриг, была бы рубка в полушубках? Мы же их из земли выковыривали клинками.

Константин Константинович не сдержал улыбки. Ему явно нравился этот ухарь-кавалерист. Дерзкая атака удалась: противник потерял до четырехсот человек убитыми и ранеными.

В ночь на 19 ноября чанкайшисты попытались прорваться из окружения еще более значительными силами. Но и эта их попытка была сорвана. Советские войска умело использовали свое огневое превосходство.

Утром многочисленные отряды китайской конницы и пехоты в третий раз хлынули из города Маньчжурия на юг. Они шли напролом, не считаясь с потерями. Ровное, как стол, поле покрылось вражескими трупами. И противник опять был повернут вспять. На его плечах 5-я Кубанская кавбригада, части 35-й и 36-й стрелковых дивизий ворвались на городские окраины. Но генерал Лян продолжал хитрить: уклоняясь от немедленной капитуляции, он ссылался на то, что ему трудно за короткий срок собрать разбежавшихся солдат.

С. С. Вострецов проявил твердость: чанкайшистам было объявлено, что через два часа последует приказ об обстреле города артиллерией. Лишь после этого они сложили оружие. Сдался в плен со своим штабом и генерал Лян Чжуцзян, мечтавший дойти до Читы.

Завершив таким образом Чжалайнор-Маньчжурскую операцию, войска Забайкальской группы разделились на два оперативных отряда. Один из них, в составе усиленной 36-й стрелковой дивизии, двинулся на Хайлар и вышел к этому важному стратегическому пункту через четырнадцать часов, преодолев расстояние 150 километров. Хайларский гарнизон, не приняв боя, поспешно покинул город и бежал за перевалы через Большой Хинган.

Второму оперативному отряду, составленному из 5-й Кубанской кавбригады и Бурят-Монгольского кавдивизиона, предстояло преследовать белогвардейскую конницу, отходившую к монгольской границе. Бои проходили в условиях суровой зимы, в отрыве от баз снабжения. Лошади были изнурены настолько, что ни наши кавалеристы, ни белогвардейцы не могли уже ходить в конные атаки. При сближении решающую роль играла артиллерия. Благо, у нас хорошо был налажен подвоз боеприпасов. И все же окончательно добить белогвардейцев не удалось. Часть их сил проскользнула в Монголию, где и была интернирована.

В конце декабря мы вернулись в город Маньчжурия. Китайское правительство вынуждено было пойти на мирные переговоры. 20 декабря полномочные представители Советского Союза и Китая подписали соглашение о ликвидации вооруженного конфликта на КВЖД. Права нашей страны на пользование этой дорогой восстанавливались. Около трех тысяч советских граждан было освобождено из Сумбейского концлагеря.

За боевые успехи ЦИК СССР наградил орденом Красного Знамени Особую Дальневосточную армию, пограничную охрану Дальневосточного края и Амурскую военную флотилию. Высоких правительственных наград были удостоены многие бойцы, командиры и политработники. Я тоже был награжден орденом Красного Знамени».