Не прошло и двух часов, как был накрыт деревенский стол . Дымящаяся белая картошка, гусятина, сало, соленые огурцы, маринованные грибы - все это источало такой необычный аромат, что гости не могли дождаться, когда же их усадят за стол.
Лицо Казимира победно сияло от радости, когда он колдовал вокруг стола. Жена с детьми уехала в деревню к родственникам, и он делал все сам.
- Прошу за стол, дорогие гости, - сказал Волк, зашел в кладовку, принес оттуда две бутылки самогона, поставил их на стол и, смутившись, произнес: - Товарищ маршал, извините, другого у нас ничего не водится.
- И это роскошь, - рассмеялся Рокоссовский, вслед за Белозеровым садясь за стол.
Директору школы было лестно, что он, простой деревенский интеллигент, бывший партизан, встречает знаменитого на всю страну гостя. Он гордился и не скрывал этого ни от самого гостя, ни от своего друга Белозерова. Он с радостью встретил весть, что Андрей назначен в его школу учителем, еще больше ликовала его душа за то, что Белозерова выручил Рокоссовский и тот избежал несправедливого наказания.
Вначале разговор за столом не очень клеился. Казимир вре-мяот времени поглядывал на большие звезды маршала, и видно было, что он чувствует себя скованно. Заметив это, Рокоссовский повесил китель на спинку стула.
- Казимир Викторович, пусть вас эти звезды не смущают - за столом мы все равны.
: Мало-помалу хозяин дома разговорился, и оказалось, что у него есть своя точка зрения на многие вопросы.
Белозеров с интересом слушал полемику своих друзей и, когда возник спор о немецкой нации, не вмешиваясь в разговор, он принял сторону Рокоссовского, хотя аргументы хозяина дома тоже были весомыми.
- Мы должны отделить немецкую нацию от Гитлера, Геббельса и ему подобных, - говорил Рокоссовский.
- Каждый взрослый немец несет ответственность за газовые камеры, рвы, набитые детьми, стариками и женщинами, - возражал ему Казимир, - за все, что вытворяли фашисты на оккупированных землях.
- Гитлер и его верхушка - не нация, - сказал маршал. — Мы
это обязаны понимать.
- Я не могу с этим согласиться, - говорил Волк. - Гитлер не с неба свалился. Его произвела на свет сама нация. «Немецкая раса занимает высшую ступеньку в мире. Это особая раса». Немцы этому аплодировали. От этого идеологического варева у них не было расстройства желудка. Вожди-убийцы не появляются на свет, если нет для них хорошей питательной среды.
- Казимир, выходит, вы против народа?
- То, что из человеческой кожи делали дамские сумочки, а из человеческих трупов варили мыло - народ здесь ни при чем? Он что - безгрешен? - Глубоко упрятанные глаза Казимира блестели. - Я понимаю, люди неодинаковы - одни являются носителями добра, другие зла.
- Вот в этом я с вами согласен, - произнес Рокоссовский, потушив окурок. - Что-то наш философ сегодня молчит?
- Отхожу от немецкого лагеря и своей родной тюрьмы, - сказал Белозеров. - Собираюсь с мыслями. Ведь мне придется начинать жизнь заново.
Ужин и горячие споры подошли к концу. Хозяин увел маршала на отдых, а Белозеров остался за столом один. Он смотрел прямо перед собой и думал о том, как повезло ему в жизни, что у него есть такой преданный друг. От избытка чувств ему хотелось воскликнуть: «Спасибо тебе, Костя, за терпение; простоту и мудрость!» Но он промолчал, докурил папиросу, вылез из-за стола и вышел во двор. Со стороны реки дул влажный свежий ветерок. На темно-голубом небе золотой россыпью блестели звезды.
Спал Рокоссовский на старинной деревянной кровати в ком-' нате, выходившей двумя окнами на речку.
Необычный душевный прием, простой и непринужденный разговор в самой глубинке Белоруссии навел его на воспоминания о далеких 30-х годах, когда он командовал дивизией в Белорусском военном округе. Здесь, на старой границе, которая проходила в нескольких сотнях метров от Радошкович, командир корпуса Тимошенко, он, командир полка Жуков неоднократно проводили штабные и полевые учения. Он часто наблюдал за этим крошечным городком и никогда не предполагал, что его сюда занесет судьба и он оставит здесь на постоянное жительство своего друга Андрея Белозерова.
Сквозь занавешенные марлей окна доносилась ночная прохлада, с ней - долгие соловьиные песни.
Утром, тепло распрощавшись с Казимиром и Андреем, Рокоссовский вызвал машину, находившуюся у родственников директора школы, и направился в Минск. На окраине города он вышел из машины. Над полями поднималось солнце, теплый ветер снова гнал по дороге легкую пыль. Над головой, купаясь в воздухе, пели жаворонки. Выйдя на взгорок, он остановился, посмотрел на кладбище, где среди верхушек деревьев золотился купол церкви. Перед ним, на старой границе*, открылась заросшая кустарником контрольно-следовая полоса, а правее, в лощине вдоль реки, разноцветными пятнами копошились люди. Пахло свежим сеном; где-то заливисто лаяла собака; в кладбищенских деревьях кричали грачи.
3