Роковая дама треф

Какой-то человек балансировал на льдине совсем недалеко от берега, так что его смуглое, горбоносое и черноусое лицо, выбеленное ужасом, было отчетливо видно. Товарищи, зайдя чуть ли не по пояс в воду, протягивали ему ружейные приклады, громкими криками убеждая решиться – и сделать еще один, спасительный прыжок, но человек тот медлил, надеясь, что льдину поднесет ближе к берегу. И случилось то, что не могло не случиться: льдина опасно накренилась, человек потерял равновесие и упал в воду. Да это бы и полбеды, ибо берег был совсем близко. Он вынырнул, рванулся плыть, но стоявшая торчком льдина, с которой он только что сорвался, упала плашмя, метнулась, как живая, и встретилaсь с другой, огромной, претяжелой, которая неслась по течению и как раз, набрав скорость, стремительно соскальзывала с высоко поднявшейся волны. Острые, зазубренные, будто ломаные лезвия, края двух льдин с лeту сомкнулись на шее несчастного… и через мгновение что-то темное покатилось, разбрызгивая кровавые капли по грязно-серой льдине-убийце. Из шеи фонтаном била кровь, и обезглавленное тело еще несколько мгновений билось в волнах, размахивая руками – не то пытаясь плыть, не то взывая о помощи, – пока не кануло на дно среди мертвенной тишины, сковывавшей оба берега до тех пор, пока ее не прорезал пронзительный женский крик:

– Меркурий!

Часть II ЗВЕЗДА ЗЛОКРЫЛАЯ

1. Сероглазый водяной

– У нас в Нижнем купцы считают, что ученье – баловство, а для дочерей – даже вредное занятие, но мы дали Ангелине изрядное образование. Что же до прочего… Жизнь в глухой деревне мало простору давала для светского воспитания, – улыбнулась княгиня Елизавета Измайлова, – а к Смольному душа у девочки никогда не лежала из-за суровости тамошних порядков. Впрочем, к чему обременять вас нашими заботами?..

Гостья-француженка понимающе посмотрела на княгиню своими миндалевидными, темно-карими глазами. Дивный разрез этих ярких глаз позволял предположить, что и все лицо маркизы д’Антраге было очаровательно до того, как его изуродовала сабля какого-то санкюлота [27], опьяневшего от вина, безнаказанности и крови, – одного из тех, кто гордо косил головы своих жертв в Париже. Маркиза чудом осталась жива, но вот уже более двадцати лет принуждена была скрывать свое изуродованное шрамом лицо неким подобием чадры – столь изящной и сшитой из такой прозрачной кисеи, что она казалась необходимым дополнением элегантного туалета.

Гостья умоляюще сложила руки:

– Не могу не принять близко к сердцу того, что касается дочери моей дорогой подруги! Были ли у нее домашние воспитатели?

– Как не быть? – почти обиделась старая княгиня. – Медамов и мосье перебывало – бессчетно! Вы же знаете: в наше время стоит лишь быть французом, чтобы заслужить доверенность знатных фамилий, однако учителями они были столь ничтожными, что физиономии и имена их совсем вышли из памяти!

Тотчас же княгиню бросило в жар от собственной бестактности, однако ни сказать, ни сделать чего-то во исправление сего она не успела.

– А как же не выйти? Бежать от революции сделалось доблестью высших слоев, и вся Россия теперь покрылась пеною, выброшенной французской бурею, – послышался с порога звучный голос, и князь Алексей Михайлович, высокий, худой, с орлиным носом, седыми бакенбардами и необычайно благородным лицом, по-молодому проворный и не по годам статный, вступил в залу, отвесил небрежный поклон дамам и продолжал свою речь, не заботясь представиться незнакомке. Даже чадра не смутила его, как если бы каждый день являлись в его доме неизвестные дамы, старательно скрывающие лица.

«Le provincial vrai!» [28] – подумала гостья, однако жизнь научила ее сдержанности, потому она даже бровью не повела, а устремила на хозяина столь внимательный и приветливый взор своих прекрасных черных очей, что, казалось, более приятного, чем эти издевки над ее соплеменниками, она в жизни своей не слыхивала!

Княгиня Елизавета, воспитанная по-старинному, даже и помыслить не могла перебить разошедшегося супруга.

– При матушке Екатерине повелись, а при Павле и вовсе размножились у нас эмигранты эти! Не было полка в армии, в коем бы не водилось их по два-три человека, – продолжал нахлестывать любимого конька, не отдавая себе отчета, сколь это смешно (и вполне в духе того времени!) – честить французов не сочной русской бранью, а утонченным французским же словоблудием! – Этим-то, кому удалось попасть в службу, более других повезло. Прочие подавались в учителя, и хоть в наших российских понятиях сие звание не многим выше холопа-дядьки, да все ж плоха честь, когда нечего есть. Вот и рассеялись бывшие дворянчики, аристократишки по всей земле русской. Так что во всякой, даже самой отдаленной губернии любой помещик теперь имеет маркиза.

И тут князь Алексей обратил наконец внимание на непритворный ужас, исказивший черты его жены, немного удивился, но смолк, озадаченный.