Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов

Безусловно, прессинг он испытывал сильный — и физический и психологический. Но даже запрещенными приемами следствия нельзя объяснить изощренное смакование им подробностей личной жизни своих знакомых, приведенные в многостраничных протоколах, — вплоть до предметов женского туалета, оставленных в кабинете начальника после визита некоей дамы. Жизнь своих соавторов братьев Тур он тоже "живописал" весьма подробно. Конечно, следователей очень занимала вся эта "клубничка", но все же они больше интересовались наличием предполагаемого "подполья" в еврейской среде. Через год "еврейский вопрос", видимо, перестал волновать следователей, и они взялись за шпионскую версию. В протоколах появились вопросы о его связи с "загранкой", но здесь Шейнин был непоколебим — свою вину в шпионаже и измене родине отрицал начисто. Протоколы допросов превратились в жиденькие листочки, хотя каждый допрос по-прежнему длился четыре-пять часов. Вот отрывок из одного февральского протокола 1953 года.

"Вопрос. Материалами дела установлено, что вы проводили враждебную работу против советского народа по заданию представителя иностранного государства. Признаете это?

Ответ. С представителями иностранных государств я не был связан, и заданий по проведению вражеской работы из-за кордона я не получал.

Вопрос. Ваше заявление лживое, имеющиеся в распоряжении следствия факты полностью изобличают вас в связи с заграницей. Прекратите уклоняться от правды.

Ответ. Еще раз заявляю следствию, что я агентом иностранной разведки не был".

Шейнин не возлагал никаких надежд на то, что Прокуратура СССР поможет ему вырваться из тюрьмы. Поэтому он пошел путем, казавшимся ему наиболее эффективным, — стал писать заявления лично первым лицам государства. Писал Сталину, Поскребышеву, Берии, Игнатьеву и другим — язык у литератора был подвешен неплохо.

В июле 1952 года в письме Сталину хитрый Шейнин выглядит раскаявшейся овечкой: "У меня нет чувства обиды за свой арест, несмотря на перенесенные физические и нравственные страдания. Скажу больше: тюрьма помогла мне многое осознать и переоценить. И если мне вернут свободу, этот процесс нравственного очищения и глубокого самоанализа даст мне как писателю очень многое. Слишком легко мне раньше удавалась жизнь".

После смерти Сталина многие дела стали прекращаться, но Льва Романовича продержали в тюрьме еще более восьми месяцев. Он резко изменил свои показания, многое из сказанного стал отрицать. Писал многостраничные заявления руководству МВД: "Я "признавал" факты, в которых нет состава преступления, что я всегда могу доказать. Следователей же в тот период интересовали не факты, а сенсационные "шапки" и формулировки. Чтобы сохранить жизнь и дожить до объективного рассмотрения дела, я подписывал эти бредовые формулировки, сомнительность которых очевидна… Я не перенес бы избиений".

Дело было прекращено только 21 ноября 1953 года. Старший следователь следственной части по особо важным делам МВД СССР подполковник Новиков вынес постановление об освобождении Шейнина из-под стражи, его утвердил министр внутренних дел С. Круглов. Так закончилось затяжное следствие.

Через некоторое время Шейнин по какому-то делу зашел в Верховный суд СССР и встретил там его председателя, своего бывшего знакомого А. А. Волина. Тот пригласил его в свой кабинет. "Ну что, тебе там крепко досталось?" — "Да нет, меня не били". — "Мне сказали, — рассказывал Волин автору этой книги, — что ты во всем признался уже в машине, по дороге в МГБ". — "Нет, — ответил Шейнин, — это было не так". — "Но ты же признавался?" — настойчиво добивался Волин. "Я действительно что-то такое признавал, но я боялся избиений", — уклончиво отвечал осторожный Лев Романович.

В последние годы своей жизни Лев Шейнин был заместителем главного редактора журнала "Знамя", а потом один из редакторов на киностудии "Мосфильм". Но тогда он уже вел очень скромную и незаметную жизнь и окончил свою земную юдоль в 1967 году.

Роман Андреевич Руденко (1907–1981) "ПАТРИАРХ СОВЕТСКОЙ ПРОКУРАТУРЫ"

Но судьба переменчива, и в 1940 году карьера перспективного прокурора кончилась увольнением. Проведенная проверка выполнения постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года о перестройке работы по надзору за органами НКВД установила, что прокурор Сталинской области этого постановления не выполнил.