Роковая грань

Задумавшись, девушка осознала, что грызет ноготь большого пальца. Она столько раз слышала рассказы Фортуны о мужчинах. Недоумевала: неужели чувства могут довести людей до такого состояния? Не хотеть расставаться, постоянно думать о ком-то, ждать звонка? «Потерять голову», так говорила подруга. Как можно потерять голову, если ты – взрослый человек? Но сейчас Пьетра смотрела на стоявшего перед ней Марио, видела, как ветерок треплет его кудри, которые он распустил еще в ресторане, пояснив, что «этот чересчур аккуратный образ ему невыносим», следила за его губами, на которых играла легкая улыбка, и все отчетливее понимала: она влюблена.

Не в юного Фабио, любимчика женщин. Не в Сантино, который давно стал членом семьи, и к которому отец относился соответствующе. Она влюблена в человека, по происхождению являющегося чужаком – чего уж говорить обо всем остальном. Да, отец его уважает. Он позволяет ему то, чего не позволяет остальным. Он спускает ему с рук хамство и мелкие глупости. Но отношения с дочерью Джулиано Бертони – это совсем другой разговор.

– Туфли можно снять, если устанут ноги, – ответила Пьетра.

– Мне нравится ход ваших мыслей. Позвоню Клаусу – и мы отправимся в путь.

***

– Звезды за городом восхитительны. Но вы, наверное, так привыкли к ним, что перестали замечать?

Пьетра сидела на мягкой траве под одним из деревьев в саду, обхватив колени руками, и смотрела в ночное небо. Часы показывали начало четвертого утра. Клаус до сих пор не вернулся, видимо, решив, что машину нужно починить как можно скорее. Все двери дома, включая веранду на заднем дворе, запирались в полночь. Ключи вместе с клатчем девушка забыла на переднем сидении автомобиля. Она слышала приглушенные голоса охранников: они сидели на кухне, пили кофе, курили и время от времени совершали круг-другой по саду, проверяя, нет ли там чужаков.

Этих людей отец выбирал лично. Бывшие полицейские, сотрудники силовых структур, частные детективы. В саду они обнаружили бы кого угодно – но только не Пьетру Бертони, которая училась ходить на этих полянах и знала их лучше любого охранника. Уголок, в котором они с Марио спрятались от любопытных глаз в ожидании возвращения Клауса – подъездная дорожка с такой позиции просматривалась отлично – был надежно спрятан от посторонних глаз.

– Нет, что вы, – наконец заговорила девушка. – Я люблю звезды. Когда-то мама… – Она осеклась. – Когда-то мы с мамой смотрели на них вместе. Она проводила со мной много времени, потому что не работала. Отец не позволял ей работать, говорил, что это неправильно, деньги в дом должны приносить мужчины. Мы выходили в сад вечерами, ложились на траву и наблюдали за звездами.

Пьетра замолчала, подумав о том, как быстро летит время. С того утра, когда отец не смог разбудить мать, а молодой врач «скорой», явившийся на вызов, сказал, что она выпила слишком много снотворного и больше не проснется, минуло четырнадцать лет. Они отмечали ее день рождения, приносили на могилу свежие цветы. Пьетра ненавидела эти походы, но не могла отпустить отца в одиночестве. Чувство вины, которым он терзался при мысли о произошедшем, было слишком тяжелой ношей.

Простит ли он когда-нибудь себя? Позволит ли ей, своей единственной дочери, единственной женщине, которую любит, делать собственный выбор, ошибаться, принимать решения? Или она навсегда останется для него маленькой Пьетрой, собирающей цветы на тосканских полях, фотографирующей флорентийские виллы, зачарованно слушающей песни гондольеров в Венеции?

– Воспоминания. Вот что по-настоящему ценно для нас, душа моя. Прошлое остается в прошлом, но оно оставляет нам воспоминания. Они делают нас теми, кто мы есть.

– Даже если это неприятные воспоминания?

– Настоящая жизнь состоит из счастья и потерь, из любви и боли. Так устроен человек. Только тот, кто побывал на дне и знает, что такое самое страшное на свете одиночество, может подняться до высшей точки блаженства.

– У тебя все так просто, верно?

Пьетра услышала свой голос будто со стороны, и он показался ей чужим – так много обиды и злости было в ее тоне. Но Марио не повел и бровью. Он сел и провел пальцами по волосам, убирая из них сухие листья.

– Отец говорил, что я жила в золотой клетке, – продолжила девушка. – Но я слушаю тебя и думаю, что в золотой клетке живешь ты. Люди вокруг страдают, болеют, умирают. А ты делаешь вид, что на свете существуют только удовольствия. Ты гоняешься за ними так, словно это твоя… еда!

Добродушный смех, прозвучавший в ответ на гневную тираду, окончательно вывел Пьетру из себя. Она набрала в легкие воздуха для того, чтобы ответить, но Марио ее опередил.