Роковая измена

Наверное, поэтому ее потянуло помогать в соцзащите. Своя боль, от которой некуда было деваться, направила позаботиться о других, кому еще хуже. Тасе что? Она здорова, руки-ноги на месте. Разбитая вдребезги душа? С этим можно жить. Просто не разрешать себе утонуть в боли и перестать ею упиваться. Не всегда получалось, но Тася старалась. В ней как будто поселились две сущности, и обе они боролись за сознание своей хозяйки. Тянули одеяло туда-сюда: одна хотела по привычке страдать, вторая кочевряжилась и хотела жить проще, легче, счастливее. Побеждали с переменным успехом.

Сомнений у Таси не было. Корысти тоже. Какая уж тут корысть? Неужели она заберет у родителей Вадима единственное жилье? У него ведь есть еще сестра, которая тоже росла в этой квартире, а сейчас снимает в другом городе, куда уехала по работе мужа. «А бабушка? — мысленно ахнула Тася. — Кто же теперь будет оплачивать ее нахождение в доме ухода?» Боже, сколько бед на них навалилось…

Галина Ивановна терпеливо ждала. Внутри была готова ко всему: никогда не любила она невестку, а жизнь-то вон как обернулась. Теперь готова валяться в коленях, ноги мыть и воду пить, лишь бы помогла. Не знала она, успела ли Тася купить жилье или нет. Ехала к ней наобум, потому что больше некуда.

Вадимчик сказал ей однажды, что не трогал никогда Тасины деньги, доставшиеся ей от бабушки, чтоб жилье себе могла она купить. Скривилась еще тогда: чистоплюй. Тася для нее всегда была пустым местом, она и в голове не держала, что ей могут быть нужны деньги и место, где жить. Потому что Тася была прозрачным духом — ни рыба, ни мясо, да еще и бесплодная. Как тут будешь относиться к ней, как к живому человеку из плоти и крови? Ее и в квартире-то заметить было трудно. И на людях нечего показать.

А теперь вот как. Приходиться и унижаться, и слезы перед ней лить. Пусть. Пускай! Лишь бы сыночек поправился и смог, как тогда в детстве, сделать шаг, другой…А она, она всегда будет рядом — поддержит и приласкает. Кто, если не мать?

С вертихвосткой его что-то не вышло, разругался он с ней, теперь вот вся надежда на эту девочку. Безотказную. «Поможет, — успокаивала себя Галина Ивановна, — как не помочь? Не чужие ведь…Вадик вон, сколько для нее делал, она и горя не знала. Поможет…»

— Сколько нужно, Галина Ивановна? — донесся до нее Тасин голос.

Внутри всё затряслось от радости: значит, есть деньги, есть! Значит, не успела она их потратить… «Тебе Матерь Божию, хвалим…» — зашептали губы.

— Триста восемьдесят тысяч, Тасенька…

— Хорошо.

— Сложная операция, Тасенька, а может, и не одна. Врач сказал, сразу не спрогнозировать, — засуетилась Галина Ивановна, — а еще уход и сиделка. В общей палате полежи-ка… Нервный он такой стал. Вот и взяли ему отдельную, плюс сиделку наняла. А как же? Сил-то у меня нет его таскать, да помогать. А потом центр реабилитационный, ох, как там дорого — еще триста тысяч… Но это потом уж, потом…У тебя и денег-то таких, наверное, нет, бедная моя… Ох, Тасенька, прости меня, прости, что кровные забираю, но отдам, всё-всё отдам! Вот тебе крест! — и женщина начала неистово креститься, глядя горящими глазами.

Тасе стало неловко, мимо проходили люди, посматривали с любопытством. Разболелась голова, и хотелось как можно скорее остаться одной.

— Доктор говорит, без реабилитации и специалистов не обойтись. Но это потом, потом… — снова зачастила свекровь. — А уж как Вадик поправится да работать начнет, всё до копеечки верну, ты уж не сомневайся! Главное, чтобы пошел, как тогда в детстве… — повторила она опять.

— Завтра. Я зайду в банк и заеду к вам, — сказала Тася.

Она очень устала. От Галины Ивановны, от ее мольбы и заверений, от всей этой ужасной ситуации, к которой она сама, казалось бы, не должна иметь никакого отношения. Настоящее виделось ей волной цунами, которая вздыбилась внезапно и вот-вот снесет, сокрушит в прах всё, что с таким трудом выстроила Тася за эти месяцы.

Так, ничего не подозревающий, уставший от всего человек, сидит на пляже, и с радостным удивлением наблюдает за уходящей в море водой. Вдруг обнажается морское дно и показывает свои тайны: рыбешек, медуз, ракушки. Ничего не предвещает беды. Ты начинаешь думать о том, как чудесен и прекрасен этот мир, какие сказочные коллекции можно собрать из открывшихся тебе сокровищ, как много всего впереди, такого же бескрайнего, как океан.

И вдруг перед тобой появляется безжалостная стена. Она несется навстречу, не оставляя надежды на жизнь. Только щепки, мусор, искалеченные деревья и снова трудности, от которых ты надеялся убежать.

Услышав заветные слова, Галина Ивановна мелко затрясла головой, а потом размашисто, на показ начала крестить Тасю. И только после этого тихо скрылась в дверях вестибюля.

Наутро Тася позвонила на работу и, объяснив ситуацию, взяла отгул. Голова была ватная. Вчера долго не могла уснуть, а потом задремала, но оказалась в полуяви, в полусне. Мерещились ожившие тени по углам, голосящий под окнами кот, навевал дурные мысли, а разгулявшийся по крышам дождь, наводил тоску и беспросветность.