Роковая корона

Проведя бессонную ночь, Мод придумала, как ей лучше всего вернуться к Жоффруа. Сразу же после окончания утренней мессы она позавтракала в большом зале и отправилась разыскивать отца. Он сидел в зале советов, как всегда, согнувшись у жаровни, несмотря на теплое июльское утро. Напротив него поклевывал носом епископ Солсберийский. «Эти два старика, — подумала Мод, — которых уже мало что привязывает к жизни, держат в руках бразды правления целым государством». Она никогда не любила епископа Роджера, чувствуя, что его преданность может купить любой, кто предложит более высокую цену. И, хорошо зная, что Роджер никогда не одобрял ни того, что она стала наследницей трона, ни того, что вышла замуж за анжуйца, решила, что епископ ничего не должен знать о ее намерениях.

— Могу я поговорить с вами наедине, сир? — спросила она.

Король нахмурился.

— Зачем? Мы доверяем Роджеру, как тебе известно.

— Я знаю, сир. Но все же я предпочла бы поговорить с вами без посторонних. Дело крайне важное.

Генрих недовольно вздохнул.

— Ну, если ты настаиваешь. Навести меня позже, Роджер, — сказал он епископу, который тяжело поднялся со стула и, недобро взглянув на Мод, заковылял из комнаты.

— Итак, дочь?

Мод не смогла придумать никакого особого способа изложить королю свои новости. Лучше всего сделать решительный шаг и одним разом покончить с этим.

— Я решила вернуться в Анжу, — выпалила она.

— Вернуться в Анжу? К Жоффруа? — Король Генрих посмотрел на нее, как на сумасшедшую. — Наверное, я что-то не расслышал!

— Я поняла… да, я поняла, что была очень невнимательна к своим обязанностям… как вы и указывали мне, когда я покинула мужа.

Пресвятая Дева, с какой ненавистью к себе, корчась от стыда, Мод ощущала свое унижение перед отцом! Чувствуя, что теряет мужество, она заставила себя продолжить:

— Вы были правы… как всегда, сир. Я все исправлю, вернувшись к мужу сейчас же.

У короля отвисла челюсть.

— Всего две недели назад я известил тебя, что получил еще одно письмо от графа, и что и он, и Фальк из Иерусалима, и римский папа, — все просят меня отослать тебя в Анжу. Но ведь ты была непреклонна! «Я молю, чтобы свершилось чудо и я могла бы никогда не возвращаться», — вот твои собственные слова. — Генрих выдвинул челюсть вперед. — Во имя Господа, я ничего не понимаю!

Мод вполне ожидала, что король воспримет все именно так, но она не знала, как его успокоить.

— Да, сир, — запинаясь, произнесла она, — я понимаю, как все это выглядит в ваших глазах, но в последние две недели я серьезно обо всем думала, советовалась с моим духовником и с собственной совестью. В глазах Господа нашего я лишь неверная жена, но я чувствую, что еще можно все поправить. Пожалуйста, сир, позвольте мне немедленно вернуться в Анжу.

— Неверная жена? Неверная жена? — Генрих с живостью ухватился за эти слова. — Что ты имеешь в виду?

Пресвятая Богородица, что заставило ее произнести именно это!

— Я имела в виду только то, что вообще не должна была покидать Анжу. Мое место рядом с мужем.

— Разве я не говорил тебе это еще тогда, когда ты сбежала в Нормандию? Разве не умолял тебя вернуться? Избавь меня Господь от капризных женщин! — проворчал король. — Если твое теперешнее поведение — пример того, как ты в будущем станешь управлять моим государством… — Он поднял вверх руки. — Хорошо, твое внезапное рвение исправить свой брак достойно похвалы, но отослать тебя в Анжу немедленно невозможно.

— Почему? — Кровь застыла в ее жилах.

— Как тебе известно, мой совет настаивает на обсуждении твоего возвращения к графу Жоффруа. Ведь баронов совершенно не устраивает анжуйский король, — Генрих пожал плечами. — Необходимо время, чтобы переубедить их. Дай мне два или три месяца, и я уговорю их. В конце концов, нет жизненной необходимости срочно мчаться в Анжу. К чему такая спешка?

— Я чувствую необходимость исправить все немедленно! — неистово закричала Мод.

Генрих поднял брови.

— Какая разница, если это произойдет на несколько месяцев позже?

— Будет слишком поздно! — почти завизжала Мод.

— Слишком поздно для чего? — выпалил король в ответ.

Онемев от ужаса, Мод уставилась на него. Лицо ее помертвело, на глаза навернулись непрошеные слезы. Она почувствовала себя лисицей, которую однажды в лесу видела пойманной в силки лесника. Чем больше лиса старалась освободиться, тем сильнее затягивались силки.

— Ты ведешь себя как сумасшедшая. За всю свою жизнь я не видел такой дикой настойчивости… — Король внезапно умолк и стал медленно подниматься на ноги. Брови его сошлись над переносицей, глаза гневно потемнели, выдерживая долгий взгляд дочери. Он так угрожающе вскинул руку, что Мод в страхе отпрянула назад. — Ты опозорила наш дом? — прохрипел Генрих и стал похож на черного ворона, который сейчас набросится на нее. — Боже всемогущий, мадам, вы осмелились опозорить наш дом?

— Нет, сир, — закричала Мод, крестясь. — Нет! Я клянусь в этом!