— Я ведь уже сказал: цветок ракитника — моя эмблема. Со временем никакого иного значения не понадобится.
Воцарилось напряженное молчание. Ноздри Жоффруа слегка раздувались, юноша пристально оглядывал зал.
— Где король Генрих? Я полагал, что он поприветствует меня, когда я приеду.
— Король страдает от небольшого недомогания и передает вам свои глубочайшие сожаления, — ответил Брайан. — Он надеется, что в течение недели уже будет готов отправиться в путешествие.
— Это очень неприятно, ведь я рассчитывал, что меня и моих спутников посвятят в рыцари безо всяких проводочек. А сразу за посвящением последует церемония обручения. — Лицо Жоффруа порозовело от скрытого раздражения. — Мой отец будет весьма расстроен, узнав о задержке.
— Это вопрос всего лишь нескольких дней, милорд, — успокоительно произнес Брайан. — Король надеется, что за это время вы с принцессой Мод сможете лучше узнать друг друга.
Жоффруа искоса бросил на Мод неуверенный взгляд.
— О! Что ж, в таком случае, ожидание будет приятным. — Он элегантно поклонился. — Я должен поставить в известность моих спутников. Прошу прощения, что покидаю вас.
— Он далеко не кроткого нрава, — заметил Брайан, глядя на Жоффруа, присоединившегося к своим товарищам. — Насколько я могу судить, настоящий анжуец. — Он улыбнулся, взглянув на Мод. — Вы оба напоминаете мне пару диких котов, ходящих кругами и пытающихся понять, кто перед ними — враг или друг.
Глядя на веточку ракитника, покачивающуюся на шапке Жоффруа, Мод почувствовала, что уже знает ответ на этот вопрос.
Проходили дни, и стало очевидно, что они с Жоффруа не привыкнут друг к другу, хотя Мод не могла не признать, что юный граф изо всех сил пытается наладить с ней сердечные отношения.
— Не хотите ли поехать на прогулку, мадам? — спросил Жоффруа однажды утром, через неделю после своего прибытия.
Король все еще оставался в Англии, и граф начинал выказывать признаки нетерпения, но пока что изо всех сил сдерживался. Только что он преподнес Мод подарок — кожаный кнутик для верховой езды. Стараясь произвести впечатление на невесту, Жоффруа каждый день пытался удивить ее очередным подношением: лиможской шкатулкой изысканной работы, которая напомнила Мод такую же шкатулку, подаренную Стефаном; книгой в кожаном переплете с латинскими стихотворениями Катулла, очень редкой и ценной; отрезом великолепного шелка янтарного цвета с золотыми и серебряными нитями, привезенным торговым караваном из каких-то отдаленных уголков Востока…
— Я уже ездила на прогулку утром, — ответила Мод. — Быть может, попозже.
Она сидела на каменной скамье под раскидистыми ветвями огромного каштана, подставив лицо неярким солнечным лучам, пробивавшимся сквозь молодую зеленую листву.
— Да, прекрасно… боюсь, в Руане почти нечем заняться.
— Да, — пробормотала она, — то ли дело Лондон.
— Или Анжу, — немедленно добавил Жоффруа. — Вам должен понравиться Анже — это моя столица. Не говоря уже о превосходных лошадях и непревзойденных охотничьих угодьях, у нас одна из богатейших в Европе библиотек. Я не сомневаюсь, что на вас, с вашими учеными склонностями, она произведет впечатление.
— Что вам известно о моих склонностях? — спросила заинтригованная Мод.
— Боже праведный, мадам, вы бы лучше спросили, что мне не известно! К примеру: я знаю, что вы — великолепная наездница, играете в шахматы и бегло говорите по-латыни. — Жоффруа скромно потупил глаза. — Конечно, я тоже овладел всеми этими искусствами.
— Вот вы действительно произвели на меня впечатление, — искренне призналась Мод, одарив его милостивой улыбкой.
И в самом деле, раннее развитие и удивительно многосторонние способности Жоффруа порой внушали ей благоговейный страх: этот юноша был высокообразован, отлично осведомлен о текущем состоянии дел в Европе и серьезно интересовался литературой и историей.
От Роберта, разделявшего эти склонности, Мод узнала, что юный граф уже успел испытать свои силы на поле битвы и управлял отцовскими владениями, пока Фальк находился в Святой земле. Она видела, как Жоффруа небезуспешно состязался с Робертом и Брайаном в метании копья и стрельбе из лука. Всякий раз, когда нормандцы и анжуйцы отправлялись на охоту, Жоффруа привозил с собой больше дичи, чем кто-либо другой, за исключением Роберта. Каждый вечер Жоффруа играл в большом зале на лютне и пел для принцессы приятным, чистым голосом песни собственного сочинения, которые не постыдились бы исполнить даже самые лучшие менестрели ее отца.
Не уважать его выдающиеся таланты было невозможно, но, несмотря ни на что, Мод не в силах была почувствовать приязнь к Жоффруа, не говоря уже о том, чтобы представить его в роли короля-консорта или отца своих детей. Ведь ее сердце было отдано Стефану.
— Когда вы станете графиней Анжуйской, мы заживем в Анже очень весело, — произнес Жоффруа, положив ей на запястье влажную ладонь.
— Графиней Анжуйской, — тупо повторила Мод, с трудом заставляя себя не отдернуть руку. — Я надеюсь, что смогу сохранить титул императрицы после того… после того, как мы поженимся.
Жоффруа замер и медленно убрал руку.