Роковая корона

— Копия… кто тебе это сказал?

— Дай подумать… — Стефан начал расхаживать взад-вперед по шатру, ероша руками волосы. — Кажется… король Генрих. Да, точно, именно он.

— Отец помогал мне в этом деле, — призналась Мод. — Я не говорила ему, что ношу твоего ребенка, но он наверняка догадался. Он никогда не сказал бы ничего, что могло навести тебя на подозрения.

Расширенными от потрясения глазами Стефан вглядывался в лицо Мод, пытаясь убедиться в правдивости ее слов.

— Все же я не могу поверить, что ты оказалась способна на такой обман.

— И ты обвиняешь меня в обмане? Разве ты сам только что не предупредил меня, что тебе нельзя доверять? Что ты используешь в своих целях все, что я тебе скажу? Можешь ли ты поклясться мне здесь и сейчас, что если бы я сказала тебе правду раньше, ты не использовал бы ее, чтобы приблизиться к трону? С таким оружием тебе едва ли понадобилось бы лжесвидетельство!

Стефан побагровел и опустил глаза.

— Откуда я могу знать сейчас, что я сделал бы тогда? Впрочем, нет, не могу я дать тебе такой клятвы. — Он глубоко вздохнул. — Разве Жоффруа Анжуйский допустил бы, чтобы его наследником стал сын другого мужчины? Наверняка этот гордец ославил бы тебя на всю Европу.

Мод старалась говорить спокойно и уверенно, хотя кровь бешено стучала у нее в висках.

— Когда честолюбие и гордость вступают в борьбу, кто может предсказать победителя? Жоффруа мог кое о чем подозревать, но он хотел прибрать к рукам Нормандию и Англию, поэтому не мог на весь мир выставить себя рогоносцем. Мы уже никогда не узнаем, что думал Жоффруа, но он был для Генриха настоящим отцом.

Стефан упал на стул.

— Не могу поверить, — устало проговорил он. — Герцог Нормандии, мой заклятый враг — на самом деле мой сын? Ты, кого я любил больше всех на свете, обманула меня? Весь мой мир перевернулся с ног на голову. — Он закрыл лицо ладонями.

Со вздохом сочувствия Мод села рядом с ним.

— Не довольно ли взаимных упреков? Если бы не возникла такая насущная необходимость, я никогда не открыла бы тебе свою тайну. Мы с тобой оба виновны в равной мере, Стефан. Мы оба — в ответе за все, что произошло. Можем ли мы простить друг друга и начать все с начала?

Стефан уронил руки, и Мод заметила горечь в его глазах.

— Значит, ты считаешь, что теперь у тебя появился способ заставить меня подписать договор. Тебе легко говорить о прощении и предлагать начать все с начала. Но я поклялся Матильде, что не буду знать покоя до тех пор, пока не обеспечу Эвстейку корону. Ты предлагаешь мне нарушить еще одну клятву?

Какое-то мгновение Мод молчала, а затем произнесла:

— Нам обоим предстоит искупить много грехов, Стефан. Наше тщеславие, мою жажду мести… нас разделяет почти разрушенная войной Англия. Я молилась о том, чтобы ты, узнав правду, помог разрешить этот конфликт и положить конец войне. Ты ведь знаешь, что Генрих будет куда лучшим королем, чем Эвстейк.

Стефан встал и, приподняв полог шатра, выглянул наружу.

— Мы с Матильдой никогда не были подругами, но я хорошо понимала ее характер, — продолжала Мод. — Если бы она знала, что твой брат предложит договор, который принесет в страну мир и вернет Англию к тому благоденствию, которым она наслаждалась в дни правления моего отца… если бы Матильда знала об этом, что бы она тебе посоветовала?

Стефан повернулся к ней.

— Ты, как всегда, неумолима.

Мод видела, что Стефан пытается пошутить, но его напряженное лицо и затравленное выражение в глазах свидетельствовали о жестокой внутренней борьбе в душе короля.

Мод затаила дыхание в ожидании исхода этой битвы. Плечи Стефана поникли, в глазах блеснули слезы. Мод поднялась и протянула к нему руки. Стефан шагнул к ней и упал в ее объятия, разрушив разделявшую их границу. Он так сильно стиснул ее, что Мод едва могла дышать; тело его судорожно затряслось, и она поняла, что король Англии, ее кузен, ее возлюбленный плачет.

Наконец он отстранился, в последний раз всхлипнул и вытер глаза рукавом.

— Итак, этот упрямый, запальчивый юный негодяй — мой сын, — произнес он. — Теперь для меня многое проясняется. Подумать только, все эти годы ты хранила в себе такую потрясающую тайну! — Он в изумлении покачал головой.

— Ну, Олдит знала об этом, и отец тоже. Брайан, должно быть, подозревал. — Она пересказала ему слова Брайана, и Стефан улыбнулся.

— Да, Брайан, благослови его Господь, всегда был самым мудрым из нас. Надеюсь, он будет счастлив в Святой земле.

Стефан наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Поцелуй был долгим и глубоким. Тело ее, как всегда, откликнулось на ласку, но иначе, чем прежде. Остались и теплая сладость, и щемящая нежность, но не было больше непреодолимой страсти, не было неудержимого стремления раствориться друг в друге без остатка. Мод захлестнула волна любви, несущая с собой новое, чудесное ощущение завершенности.

— Теперь ты вернешься в Нормандию? — спросил Стефан.

— Да, и немедленно. Никто не должен знать, что я была здесь, особенно Генрих. Я не смею задерживаться дольше. Когда я уезжала из Руана, то все считали, что я направляюсь в Анжу.