Роковая корона

— Сир, я полагаю, что для дома Блуа, равно как и для дома Нормандии будет бесчестьем, если я не принесу присягу верности сразу же после короля Давида. Господь тому свидетель, и да подтвердят мои слова святые отцы, что я служил вам верой и правдой с первого же дня, как появился при вашем дворе. Я не забыл о великой любви, богатстве и почестях, которыми вы одарили меня. Но даже моя мать, ваша возлюбленная сестра Адель, дочь великого Завоевателя, согласилась бы, что дому Блуа таким образом будет нанесено бесчестье. Позвольте мне занять место, подобающее моему положению, дабы я смог первым среди ваших подданных почтить вашу дочь как мою будущую госпожу.

Стефан тщательно избегал любого упоминания о том, что Роберт — незаконнорожденный сын. Брат предостерег его насчет этого, резонно пояснив, что таким образом он немедленно настроит короля против себя. Стефан услышал за спиной шепот одобрения, прокатившийся в толпе лордов. Все они высоко ценили и уважали Роберта Глостерского, но Стефан, отпрыск великого дома, лишался подобающей ему чести, и лорды понимали это. Замешательство на лице короля свидетельствовало о том, что он попал в затруднительное положение. Король знал, что племянник прав, но сердце его было на стороне сына. Он взглянул на Роберта, затем — снова на Стефана. Тень сомнения появилась на его лице. Он продолжал хранить молчание.

Роберт Глостерский, бледный как смерть, но собранный и решительный, подошел к отцу.

— Сир, я высоко ценю ту честь, которую вы хотели оказать мне, но Стефан из Блуа имеет преимущество передо мной в порядке принесения присяги. Я займу подобающее мне место.

Отец и сын коротко переглянулись, и король медленно кивнул. Всеобщее напряжение начало понемногу спадать. Роберт отодвинулся, и Стефан подошел к трону Мод. Все происходило точь-в-точь, как предсказывал брат: самоотверженный Роберт предпочел уступить, не принуждая короля выбирать между двумя соперниками. Стефан на мгновение испытал жалость к Роберту, который все же был дорог ему как друг, но о совершенном поступке не жалел.

Торжествуя, он преклонил колени перед Мод. Вложив ладони между ее рук, он принес присягу на верность, которую завершил ритуальным поцелуем в уста. Он позволил себе задержать губы на секунду дольше, чем требовалось по церемонии. Затем возложил ладонь на шкатулку со святыми реликвиями, заметив, что его пальцы слегка дрожат.

Ровным голосом, раскатившимся эхом по всему залу, Стефан произнес слова присяги:

— Во имя Пресвятой Троицы и сих многочтимых святых останков, я, Стефан из Блуа, клянусь честно сдержать данное мною обещание и всегда оставаться верным Мод, моей будущей госпоже.

Он улыбнулся кузине и заметил, что в глазах ее блеснули слезы. Радость взыграла в его душе, словно крепкое вино. Он пошел на страшный риск и победил, сохранил честь семьи и выказал себя перед лордами благородным смельчаком. Он сделал первый шаг к трону.

16

Мод, ошеломленная тем, как быстро Стефан признал ее новое положение, все еще чувствуя на губах тепло ритуального поцелуя, почти не слышала слов присяги, произносимых единокровным братом. Она не пришла в себя до тех пор, пока перед ней не предстал Ренальф, граф Честерский, поразивший ее новой неожиданностью.

Мод ожидала, что он встанет на колени, но вместо этого граф обратился к королю:

— Сир, прежде чем я принесу присягу вашей дочери как своей будущей госпоже, мне необходимо ваше подтверждение того, что бароны, входящие в совет, одобрят выбор ее будущего супруга. В конце концов, ведь именно он будет управлять государством.

Ренальф, правивший обширным палатинатом Честера, граничащим с Шотландией и Уэльсом, был одним из наиболее могущественных и влиятельных лордов королевства. Его вассалы повиновались ему и пошли бы за ним всюду, куда бы он их ни повел. И сейчас слова его прокатились по залу, словно мощный порыв ветра над колосьями урожая. После недолгой тишины все лорды принялись громко кричать в поддержку графа Честера.

Мод застыла на троне: ультиматум Честера потряс ее даже больше, чем недавняя выходка Стефана. Это был открытый вызов королю, и Генрих должен был либо пойти на условия Честера, либо смириться со всеми последствиями отказа. И хотя отец не говорил ни слова о ее будущем супруге — разве что в самых общих выражениях, — Мод обладала достаточным благоразумием, чтобы понять: без мужа она не останется. Однако, поскольку ей предстояло стать полновластной королевой, она не знала, какую именно роль будет играть король-консорт в такой необычной ситуации, и решила при ближайшем удобном случае обсудить этот вопрос с отцом.

А сейчас Мод пыталась заглянуть в лицо королю Генриху, который, выпятив челюсть, с откровенной враждебностью смотрел на Честера. Она понимала, что отец напряженно обдумывает сложившееся положение: он не мог причинить графу Честеру ничего дурного, поскольку лорды были на его стороне, и по той же причине не мог ответить на требование Ренальфа прямым отказом. Как же избежать ловушки?