Роковая красавица Наталья Гончарова

Все эти неблагоприятные обстоятельства проистекают из вашего особого положения, из вашего образа жизни. Вы ни принадлежите к светскому обществу, ни удалились от него. Эта полумера, полуположение имеет большой недостаток и таит в себе большую опасность. Во-первых, свет, не имея вас постоянно перед глазами и под своим контролем, видя вас очень редко, судит о вас по некоторым признакам и выносит свой приговор по малейшим намекам, которые дают ему возможность думать, что то, что он не видит, куда более серьезно, чем то, что он видит. Эти приметы, которые, может быть, прошли бы незамеченными, если бы вы были постоянно на глазах у ваших судей, носят оттенок тайны и умолчания вполне естественного, а вы знаете, что мнение большого света видит зла всюду, где оно видит что-либо скрытое. Но самая большая опасность – в вас самой. Вы не должны ей подвергаться, борьба слишком сильна. В этом ложном положении вы слишком подвержены первой же атаке. Рассеяние большого света, его соблазны и притягательность, как бы они ни были опасны, они гораздо менее опасны, чем это влияние, глухое и тайное, которое должно неизбежно вызвать в сердце женщины стремление к душевному волнению, и появление первого встречного может его разбудить. А это значило бы сдаться врагу вслепую и безоружной. Рассеяние большого света лучше, чем развлечение, которое начинается с того, что незаметно касается сердца, а кончается тем, что разрывает его. В большом свете лекарство рядом с болезнью: одно увлечение сменяет другое. А здесь болезнь предоставлена самой себе и с каждым днем распространяется все больше и больше. Мое мнение – вы должны вырваться из этого испытания и если уединение и сердечное спокойствие вам тяжелы, что вполне естественно, вернитесь смело в свет… Вы мне скажете, быть может, что я ищу там, где ничего нет, что у страха глаза велики, вы можете делать всякие предположения и дать моему поступку любое насмешливое толкование, пусть так! Но если мои слова правдивы, а они таковыми являются, если мой тревожный крик может вас предупредить об опасности, как бы далека она ни была, и заставить вас посмотреть на ваше положение серьезно и спокойно, я с удовольствием принимаю всю странность моего положения…»

Письмо это не имеет даты, но судя по тому, что в конце его Вяземский уговаривает ее во что бы то ни стало уехать на лето в Михайловское, чтобы «вырваться из-под рокового влияния», «избегнуть опасности», – это письмо относится к 1842 году. Да это вытекает и из последующего.

Опасения Вяземского в отношении Гриффео, мы полагаем, не имели основания. В одном из писем к Н. И. Фризенгоф от конца 1841 года Наталья Николаевна пишет, что никем из своих поклонников не увлечена (мы приводим это письмо ниже). Но Вяземский ревнует и, опасаясь, как бы ухаживание Гриффео не кончилось браком, бросает такой весомый для Натальи Николаевны козырь, как дети. Однако и Гриффео, видимо, оказывал внимание этой красивой женщине без серьезных намерений. Во всяком случае, вероятно, увидев, что здесь нельзя ожидать легкого романа, он вскоре увлекся другой женщиной. 12 августа 1842 года в самых язвительных выражениях Вяземский сообщает Наталье Николаевне в Михайловское об отъезде Гриффео:

«Гриффео уезжает из Петербурга на днях; его министр уже прибыл, но я его еще не встречал. Чтобы немного угодить вашему пристрастию к скандалам, скажу, что сегодня газеты возвещают в числе отправляющихся за границу: Надежда Николаевна Ланская. Так ли это или только странное совпадение имен?»

Но это не было совпадением имен, и Вяземский прекрасно это знал, и, надо думать, нарочно, желая уколоть Наталью Николаевну, приписывает ей «пристрастие к скандалам». Надежда Николаевна Ланская (жена Павла Петровича Ланского, брата будущего мужа Натальи Николаевны) действительно оставила мужа и уехала с Гриффео за границу. Возник бракоразводный процесс, длившийся более 20 лет. Но чего только не бывает в жизни! Сын Надежды Николаевны, брошенный матерью, впоследствии нашел приют у Натальи Николаевны – в письмах 1849 года мы не раз встретимся с Пашей Ланским…

Да, положение Натальи Николаевны было действительно трудным. «Вы не принадлежите к светскому обществу», – говорит Вяземский, и он был прав – к обществу светской аристократии она, по существу, не принадлежала. Ее доверчивость, искренность, естественность были разительным контрастом с окружавшим ее обществом – бездушным, лживым, лицемерным, выносившим жестокий приговор всему, что было на него не похоже, ему не подчинялось. Вяземский уговаривает ее вернуться в свет, чтобы не давать повода к злословию. Он хочет во что бы то ни стало вырвать ее из тесного круга Карамзинской гостиной, где в каждом ее поклоннике, вероятно, видит претендента на ее руку.